Меня зовут Алёна Диброва, мне 38 лет, и я лесбиянка родом из российской провинции. С 2017 года я с партнёркой живу в Новой Зеландии, здесь же получила степень докторки политических наук. Практическую часть исследования для своей диссертации я закончила за несколько часов до полномасштабного вторжения России в Украину. Я изучала «сексуальное гражданство» — то, как сексуальная и гендерная идентичности ЛГБТ людей в России влияют на их доступ к гражданским правам. Текст, который вы вскоре прочитаете — продолжение моей диссертации, где часть моих собеседников из исследования рассказывают о своей жизни после 24 февраля 2022 года. Я хочу, чтобы история сохранила их голоса.

Моя предыстория

Я часто спрашиваю себя, почему в 19 лет я вышла замуж за человека, который меня не привлекал ни физически, ни романтически, ни эмоционально, ни интеллектуально. Никак. Ответ банален и очень грустен — раннее замужество было единственно возможным сценарием в той реальности, в которой я тогда существовала. У меня не было никаких амбиций, я не верила в себя, я находилась под чрезвычайно сильным давлением общественного мнения. Нужно было хватать любого более-менее адекватного с виду парня (а в социально и экономически неблагополучном городе моего рождения работающий человек без зависимостей от субстанций казался верхом адекватности) и непременно женить его на себе. Что, собственно, я и сделала. Решение (если это, конечно, можно назвать решением) было, мягко скажем, сомнительным. Я долго себе внушала, что болезненный секс без моего желания — это нормально. Что неучитывание моих интересов, вкусов и взглядов — это нормально. Что лишение меня возможности поддерживать социальные связи — это нормально. Что обращение со мной как с «многофункциональной хозяйственной машинкой»©, которая занимается всеми домашними обязанностями — это нормально. Что иметь целью своего существования поддержание существования мужа — это нормально. Ну, вы поняли.

В какой-то момент во мне что-то выключилось. Или включилось. Я поняла, что меня тянет к девушкам. Очень сильно тянет. А в 2012 году я встретила девушку, с которой счастливо живу до сих пор. Эти отношения открыли для меня очень многое. В первую очередь, наверное, саму себя. С мужем я развелась в 2013 году.

Это мы с Дарьей, моей партнёркой уже больше 12 лет

По нынешним меркам тогда в России была относительно спокойная обстановка — но не для нас. Нестабильная экономика и курс на военную диктатуру дополнялись для лесбийской пары вынужденным существованием в пространстве невидимости, неслышимости и необозначаемости. Постоянные умолчания, недоговаривания, привирания, упражнения в лингвистических изворачиваниях, помогающие избежать называния имени и гендера партнёра. Это было очень утомительно. Особенно для меня, потому что перед началом своих отношений с моей нынешней партнёркой я была замужем на протяжение семи лет.

В 2017 году мы переехали в Новую Зеландию, ни разу предварительно не побывав в этой стране. Выбор пал на енё, потому что из англоязычных стран Новая Зеландия оказалась самой простой для переезда. Открылся, без преувеличения, целый новый мир. Мир, в котором можно просто быть собой, говорить о себе, быть замеченными, услышанными, поддержанными и принятыми. Мы несколько лет привыкали к этому, такому новому вкусу свободы самовыражения.

Эмиграция

Адаптация в новой стране не была простой, но и особенно тяжёлой я бы её тоже не назвала. Пожалуй, только с английским было поначалу очень затруднительно — мне часто казалось, что тот английский, который я учила в России, и тот, на котором говорят в Новой Зеландии — это два разных языка (отчасти, это так и есть). Ещё первое время было сложно финансово, потому что мы приехали с минимальным запасом денег, но постепенно этот вопрос удалось решить. Во время своего годового учебного курса я подрабатывала, выгуливая собак и готовя ужины для одной местной семьи, убирая дом другой семьи и присматривая за детьми третьей. Моя девушка нашла работу в строительстве и впоследствии прошла курс обучения в этой сфере.

После окончания учёбы мне повезло устроиться в местный университет на должность координатора по коммуникациям и мероприятиям. Это был двухгодовой контракт. Когда его окончание стало виднеться на горизонте, я задалась вопросом о том, чем мне заниматься дальше.

Каким-то образом в голову пришла идея поучиться ещё (тогда у меня уже было три высших образования). В этот раз тому, что мне на самом деле важно. К тому моменту я уже начала осознавать и видеть со стороны разные любопытные штуки про механизмы гетеро- и цис-нормативности в РФ, но многое всё ещё оставалось не сформулированным и непонятным. Так у меня появилась идея провести научное исследование, связанное с ЛГБТ+ людьми в России.

Я довольно долго думала, в какой академической сфере имеет больше смысла проводить подобное исследование. Звёзды сложились таким образом, что этой сферой стала политика. Моя заявка на докторское исследование и стипендию была одобрена университетом Отаго, куда я и поступила в мае 2020. Мой научный руководитель оказался экспертом в вопросах российской национальной идентичности, и именно с этого угла я и подступила к интересующей меня теме. До сих пор удивляюсь, насколько уместным и подходящим оказался этот (довольно случайный, на самом деле) выбор. Вторым научруком у меня была доцентка из отделения социологии и гендерных исследований, что, безусловно, оказалось тоже очень полезно.

Погружение на новый уровень обучения был сложным, но крайне увлекательным. Первые полгода я читала очень много теоретического материала, понимание которого далеко не всегда давалось мне легко и часто вызывало больше вопросов, чем ответов (как я поняла позже, в этом, вероятно, и состоит одна из главных целей хорошего образования). Параллельно я начала составлять план диссертации и писать теоретические главы. Потом пришло время обдумывать практическую часть диссертации. Вместе со своими научными руководителями я сформулировала основной вопрос исследования, который на русском языке звучит следующим образом: «Каким образом доминирующая национальная идентичность в России оказывает влияние на сексуальное гражданство ЛГБТ+ людей в стране?» Проще говоря, в своём исследовании я поставила себе цель понять, каким образом идеи о «русскости», главенствующие в современном российском общественно-политическом пространстве, влияют на доступ к правам для ЛГБТ+ людей в стране.

Мне были интересны мнения, взгляды и опыт из первых рук, поэтому участниками моего исследования были ЛГБТ+ люди, живущие в РФ или недавно покинувшие её. Рекрутинг проходил онлайн, поскольку и само исследование было запланировано проводить онлайн (желания лететь в Россию для сбора данных у меня, по многим причинам, не было никакого, и пандемия ковида была среди них не последней). После одобрения университетского комитета по этике я начала забрасывать сети в поисках участников. Телеграм, Фейсбук, Инстаграм, ЛГБТ+ организации, личные контакты — задействованы были все средства. Я получила немало прямых отказов и несколько вопросов «а зачем мне это надо?», пару раз у меня спросили о материальном вознаграждении. В целом, однако, я бы сказала, что рекрутмент превзошел мои ожидания. Я собрала 30 человек, которые согласились принять участие в исследовании. Двое из них исчезли с радаров сразу после подписания формы согласия об участии, но и оставшимся 28 я была очень рада. Я прекрасно понимаю, какой недюжинной смелостью нужно было обладать, чтобы согласиться на такую авантюру. Более того, в демографическом отношении участники оказались разнообразными, среди них были лесбиянки, геи, би, пан, трансперсоны, небинарные, асексуалы и гендерно неопределившиеся. Было представлено несколько населенных пунктов (не только Москва и Питер — мне это было важно), возрастной диапазон варьировался от слегка за 20 до слегка за 50, уровни образования и род занятий тоже оказались разнообразными.

Само исследование было задумано как саморефлексия участников на базе регулярного написания ими дневников с анализом своего личный опыта, взглядов, идей и мнений на фоне происходящих социальных, культурных и политических событий. Записи были очень разные, очень личные, местами впечатляюще откровенные, местами болезненно тяжёлые, местами напоминающие широко известную идею маркизы де Помпадур о том, что после нас — хоть потоп. Был сарказм, был юмор, была надежда, была радость, была безысходность, было отрицание, была злость, было существование в пузыре. У всех были свои способы проживания имеющихся сложностей, которые, как выяснилось уже после окончания исследования, в 2022, были, вероятно, и не такими ужасными. Я прекрасно понимаю, что за последние два с половиной года жизнь ЛГБТ+ людей в РФ, мягко говоря, существенно изменилась. Но об этом чуть позже.

Вернусь к тому моменту, когда участники спустя полгода завершили свои дневники, я провела с ними финальные онлайн-интервью и начала анализировать собранные данные. Одним из теоретических концептов, которым я пользовалась в рамках своей диссертации, был концепт сексуального гражданства, разработанный в социологической науке около тридцати лет назад. Простыми словами, этот концепт помогает изучать ограничения доступа людей к разного рода гражданским и политическим правам в зависимости от их сексуальной ориентации и гендерной идентичности. То есть речь тут идёт о понимании, как именно работают механизмы ограничения в правах ЛГБТ+ людей в разных государствах. На дневниках и интервью я показала, что этот концепт хорошо описывает происходящую в РФ ситуацию. В широком смысле участники исследования испытывали три вида ограничений в правах — связанные непосредственно с их негетеросексуальным поведением, с их ЛГБТ+ идентичностью и с ненормативными форматами их отношений. Я собрала огромное количество красочных примеров. Выбрать наиболее подходящие было очень сложно, но учитывая, что объём диссертации был ограничен, мне пришлось удалить очень много материала, который я бы хотела оставить. Я прошу прощения у участников за невключение большей части отрывков из дневников и интервью.

Вот вывод моего исследования. Доминирующим проявлением национальной идентичности в современной России является идеология «традиционных российских ценностей», которая используется нынешним политическим режимом для вытеснения ЛГБТ+ людей в стране из пространства «русскости» и формирования из них образа «Другого», опасного, и пугающего, несущего вред и разрушение исконной «русскости», которая позиционируется как единственно правильная опция существования в стране.

Интересно, что при этом сама идея «русскости» остаётся крайне размытой и шаткой, сводясь преимущественно к патриархальному пониманию гендерных норм и ролей и разного рода ксенофобии. Текст диссертации целиком можно прочитать на сайте библиотеки университета Отаго по этой ссылке.

Как я встретила войну

Последнее интервью с одной из участниц исследования я провела 24 февраля 2022 года. В Новой Зеландии был день, в РФ — ещё ночь. Через несколько часов после интервью было объявлено о полномасштабном нападении российских войск на Украину. Сказать, что меня словно ударило обухом по голове, — не сказать ничего. Меня размазало. На несколько месяцев меня засосала депрессия, которая выдавила из глубин сознания мои прошлые травмы. Казалось, что я не выплыву. В какой-то момент моя партнёрка подала идею обратиться к психотерапевту. Без помощи специалистки я бы не вытащила себя за волосы, чтобы перестать реветь каждый день, диссоцироваться, пугаться каждого шороха и разрываться от ужаса от каждой новости из РФ. Моя мама (как и многие более дальние мои родственники) оказалась в рядах ярых поддерживательщиков войны, и мне очень сложно было смириться с этим фактом. Она и раньше предъявляла ко мне претензии, в частности, к теме моей диссертации, когда я ей рассказала, о чём пишу исследование, так что её нахождение под воздействием кремлевской пропаганды новостью для меня не оказалось, но и никак не облегчало ситуацию.

По этой и многим другим причинам я не скучаю по России. Я не была там когда-то особенно счастлива, а моменты радости, которые случались, не были привязаны к местам и пейзажам. Тоска по березкам мне неблизка. Из-за многочисленных переездов в моем детстве и юношестве, я сменила пять школ, и это, вкупе с моей стеснительностью и неуверенностью в себе, не помогло завести друзей на всю жизнь. В одной из школ меня буллили, как и на первых двух курсах учебы в моём первом институте в РФ. Поэтому с дружбой у меня довольно сложные отношения. Две мои подруги — лесбийская пара — уехали из России после начала полномасштабного вторжения РФ в Украину. В России остались несколько человек, о судьбе которых я искренне беспокоюсь, но их нахождение в стране никак не связано с патриотизмом.

То, что я испытываю в адрес России на данный момент, можно назвать злостью. Нормализованный, всюду проникающий патриархат, ужасающий масштаб коррупции, выдающееся двоемыслие, так же как и вопиющая бедность населения и крайне низкий уровень образования не вызывают у меня ностальгию. Получив возможность посмотреть на свой опыт со стороны после переезда в Новую Зеландию, я постепенно начала осознавать, сколько всего у меня внутри травмировано жизнью в России, как меня помяли те обстоятельства, в которых я выросла и прожила до 30 лет, как у меня до сих пор болит в таких местах, о существование которых люди, выросшие в здоровых семьях среднего класса и адекватных демократических обществах, даже не догадываются. При этом я, разумеется, отдаю себе отчет, что у разных людей в России разный опыт, и кто-то абсолютно искренне любит эту страну. Мне сложно это понять, но на моём мнении мир клином не сходится. Люди очень разные.

В какой-то момент после окончания исследования я написала некоторым из собеседников, спросила, как у них дела. Дела были по-разному. Несколько человек поблагодарили меня за возможность участия в исследовании, потому что благодаря нему им стало что-то понятнее о себе и о жизни вокруг. Я горжусь этим. С тех пор с некоторыми участниками я поддерживаю регулярную коммуникацию.

Начиная с февраля 2022 меня нередко посещали мысли о том, что моё исследование в каком-то смысле обесценилось и лишилось смысла, что ЛГБТ+ люди (как и многие другие, живущие в РФ) оказались в совершенно новых военных реалиях, к которым были в скором времени добавлены новые гомо-, би- и трансфобные законы и усиленная риторика ненависти в адрес сексуальных и гендерных меньшинств. Позже, однако, я поняла, что запечатление реальности в том виде, в котором она существовала когда-то, — тоже ценно. Это срез того времени, той ситуации, того опыта, тех взглядов и мнений. Всё это было, и всё это имеет смысл помнить.

Мне было очень интересно узнать, что и как изменилось для участников исследования за последние два с половиной года. Я не очень понимала, каким образом возможно провести такой опрос, насколько уместным он окажется в нынешних обстоятельствах, согласятся ли на подобное участники, и как опубликовать полученные данные. Ментальных сил на вторую докторскую диссертацию у меня нет — первая забрала все. Вопрос некоторое время оставался в подвешенном состоянии.

В мае 2024 мне пришло сообщение от одного из участников с идеей написать остальным участникам, попросить их порефлексировать о своей жизни в нынешних обстоятельствах и опубликовать всё вместе на независимом русскоязычном портале. Мне понравилась эта идея, но я не ожидала особого знтузиазма от участников. Однако же, это оказался тот редкий случай, когда я была очень рада ошибиться — семнадцать человек согласились поделиться размышлениями об изменениях в своей жизни, произошедших после февраля 2022, из которых одиннадцать воплотили это в реальность.

Собственно, этот текст — прелюдия к текстам участников моего исследования, написанным в середине 2024 и опубликованным ниже. Я не делаю из них никаких выводов, потому что мне кажется, что тексты говорят сами за себя. Орфография и пунктуация авторов сохранены.

Слово участникам

Гей, 1988 года рождения

В начале 2022 года судьба подкинула четыре тяжелых удара, которые поставили меня в состоянии нокдауна. Ещё в январе мои отношения с парнем трещали по швам, я практически не мог себя контролировать, срывался по каждому пустяку и фактически превратился в абьюзера, хотя ещё не понимал этого.

Проблем доставляла и работа. Большие организационные изменения в компании привели к хаосу, и не пониманию куда всё идет. Работая по шестьдесят часов в неделю за объективно маленькую зарплату, не доставляла удовольствие, и словно напалмом выжигала остатки моей психики.

Далее 24 февраля. В предыдущую ночь мы с парнем беззаботно гуляли в московских барах и клубах вместе с друзьями, наслаждаясь отпуском. Следующее утро я провел в холодной кухне в квартире друзей. Выкурив за час почти полпачки сигарет и запивая всё это кофе, я не хотел верить в происходящее. Но оторваться от новостных лент не мог.

Спустя буквально несколько дней от последствий ковида умер мой близкий друг, с которым мы дружили больше двадцати лет. Я очень смутно помню похороны, словно это сон, плохой сон. Не помню плакал ли я, с кем разговаривал, что говорил.

Эти четыре удара окончательно сломали мою психику. Моё настроение менялось за мгновение, мысли были в полном хаосе. Всё трещало по швам.

В момент одиночества и просветления я пришел к выводу, что необходимо обратиться к психологу. Из-за неимения лишних денег обратился за помощью к одному из квир-обществу, которое предоставляло возможность бесплатно пройти три сессии у френдли-психолога.

Придя к более-менее ресурсному состоянию, я дал еще один шанс нашим с Сашиным отношениям. Но жизнь решила иначе и всё закрутилось очень-очень быстро. В течение недели я остался за своего руководителя, который уехал в отпуск. И в первый день его выхода из отпуска меня прорвало: полтора часа разговаривал с ним, объясняя все накопившиеся претензии. Как результат подписываю заявление на увольнение. В стране идёт война, а я написал заявление на увольнение. Безумие.

Первые три дня не был рад, что увольняюсь. Я понимал, что больше работать в этой компании не могу, хотя руководитель пытался удержать, обещая повысить оклад, дать еще одного человека на подхват. Но сил у меня не было. Однако, я боялся того, что будет дальше: я ухожу в никуда, во время войны, без накоплений.

В конце рабочей недели на телефон поступает звонок от одного из партнеров. Я не хотел отвечать, рабочий день заканчивался буквально минут через десять, настроения и сил нет. Но что-то побудило меня ответить на этот звонок, который изменил мою жизнь. Партнер, который узнал, что я увольняюсь, предложил мне работу с переездом в Москву, с зарплатой более чем в два раза и оплатой жилья в столице. Уже через минуту я хотел сказать: «Да», но взял сутки на размышления. Да какие там, размышления, я принял решение, но надо было выдержать паузу мастера.

Я сразу позвонил матери и сообщил о том, что меня зовут работать в Москву. Дальше был звонок Саше, и мы были готовы ехать вдвоём в столицу. Через сутки я сказал своему будущему руководителю, что предложение мне интересно. Пройдя два формальных собеседования с руководителем руководителя и HR, проверку службы безопасности, на руках оказался оффер на работу. Я не верил тем цифрам, которые были в нём.

В один из вечером, когда я еще не проходил проверку СБ, я выдал Саше, что не хочу, чтобы он ехал со мной в Москву. «Либо мы сейчас расстаемся друзьями, либо я возненавижу тебя через пару лет» – слова, которые слетели с моих уст. Я

слышал тихое шмыганье носом Саши в тот вечер, но ничего не мог ему сказать больше. Никому из друзей мы не сказали, что расстаёмся. Просто объявили, что я еду в Москву 31 мая, а Саша остается пока в Питере. Все сами додумали удобную нам обоим версию, что он приедет в Москву попозже.

Далее я на своей страничке публикую пост с трудовой книжкой 30 мая со словами: «Пока работа», что вызвало бурю в моих личных сообщениях. Через сутки второй пост: «Пока Питер», и буря поднялась повторно. Причем фотографию в аэропорту сделал Саша, который проводил меня. Он обнял меня, пожелал удачи и с грустной улыбкой отпустил.

Следующие два года прошли удивительно. С одной стороны, государство признало меня экстремистом только за то, что я квир, и жить стало сложнее. Намного аккуратнее введешь себя на людях, выбирая с кем как разговаривать. С другой стороны, моя карьера пошла в гору, с ней и доходы выросли. Сейчас я трачу только на такси столько, сколько зарабатывал в начале 22 года.

Но в последнее время я осознал, что нахожусь в депрессивном состоянии из- за одиночества. А найти кого-то при нынешних реалиях очень и очень сложно.

Трансгендерный бисексуал, 1987 года рождения

Сегодня 18 июля 2024 года, и я пишу этот текст в Нидерландах.

В 2021 году я мечтал переехать из Израиля в Европу: поступить в докторантуру в Чехии. Я поступил в 2022 году, когда война в Украине уже началась и Чехия перестала выдавать визы россиянам. У меня два паспорта: израильский и российский. Я получил визу на израильский паспорт и уехал. После этого Чехия перестала выдавать визы и на другие паспорта, если у человека также есть российское гражданство. Я успел.

Моя супруга всё ещё в Израиле. Сейчас я пытаюсь выяснить, выдаёт ли Чехия семейные ВНЖ тем, у кого, кроме израильского, есть российское гражданство. Посольство не отвечает мне уже месяц, и мы в подвешенном состоянии. Тем временем Израиль в состоянии войны, на севере постоянные бои с Хезболлой, но в Хайфе пока относительно тихо, кроме перестрелок иногда. Мы ждём ответа от посольства Чехии в Израиле, но готовимся, что, если что, моя супруга просто сорвётся и приедет по безвизовому режиму для израильтян. Надеюсь, не придётся. Надеюсь, ей дадут визу на переезд и мы будем вместе. Я только что вернулся из Израиля, мне там было страшно и очень не хотелось там быть. Ещё наложился конфликт с бывшей партнёркой моей супруги, с которой они всё ещё снимают квартиру. Я чувствовал себя небезопасно и не на месте.

Сейчас я в Нидерландах у своего бойфренда. Я был тут весь июнь, и теперь я снова тут на две недели. Потом я поеду на неделю в Чехию продлевать свой ВНЖ, а затем снова сюда до середины сентября — начала учёбы. В этом году мне надо провести своё исследование в Чехии. Это очень важный год и от результатов будет зависеть, что дальше. В идеале я хочу, чтобы супруга приехала и мы вместе смогли бы переехать поближе к моему бойфренду — в Германию, Нидерланды или Бельгию. Но тут уж как получится.

В Израиле я был активистом в русскоязычном квир-сообществе. Я создал чат для русскоязычных транс-людей вместе с Центром Т. Теперь я работаю в Центре Т писателем. Это была моя мечта — работать в НКО, помогающей квир-людям.

С одной стороны, за эти 2 с половиной года сбылось столько моих мечт, что трудно поверить. Я хотел переехать в Европу и переехал. Я хотел поехать на танцевальный фестиваль своей мечты в Бельгии и поехал. Там я познакомился со своим парнем, и у нас невероятно прекрасные отношения. Супруга собирается ко мне. Я поступил в универ, успешно закончил 2 года учёбы, начал своё исследование. Я путешествую, много времени провожу в Нидерландах, танцую свой любимый балфолк. Я стал по большей части финансово независимым: у меня всю жизнь с этим проблемы и я очень этого хотел. У меня появились новые мечты: переехать в Западную Европу (и это уже не кажется мне совсем уж невозможным, как раньше). Я преподаю и работаю в своей любимой НКО.

И при этом мне кажется, что мне почти никогда не было так сложно, как сейчас. С начала войны в Украине мне непрерывно больно. Больно за Украину и за Россию, больно за всех друзей и знакомых, которые теперь беженцы, больно за квир-людей, которые оказались в ужасных условиях после закона об экстремизме и запрете транс-перехода в России. Потом мне стало больно за Израиль, а затем и за Газу. Я чувствую, что каждый раз, когда я просто говорю, откуда я, я делюсь с людьми своими самыми страшными болями. Я постоянно говорю о войне, о несправедливости, дискриминации, диктатуре. Просто потому, что это неотъемлемая часть моего инфополя и моей жизни. Даже если я уже давно не в России и даже уже не в Израиле. Это тяжело.

Когда началась война в Украине, я был в Москве, потому что приехал навестить семью и близких. Я шёл со встречи в кафе на вечеринку, прошёл по Тверской и сел в автобус. Из автобуса меня силой вытащили и потащили в автозак, потому что у меня на рюкзаке было написано “Нет войне”. Я не думал, что со мной реально что-то такое случится. Думал, ну я же свободный израильтянин, что мне будет.

Я попал в участок. Когда меня приняли, было около 4 дня, а из участка я вышел в час ночи. И то только потому, что согласился оставить отпечатки пальцев и сфотографироваться. Требовать этого незаконно, но это не важно. Остальные просидели там до утра.

Я уехал в Израиль, а потом меня в суде в России представляла бесплатная адвокатка от ОВД-Инфо. Дали штраф 20.000 рублей. Тогда за это ещё не давали уголовку.

Этот опыт сильно меня подкосил. И самое страшное — осознавать, что мне повезло. Что я не сижу в тюрьме в России, что меня не отправили на войну, что я не застрял в России с невозможностью совершить транс-переход или уехать. Что я жив, здоров, на меня не летят бомбы и даже на моих близких пока не летят.

С начала войны в Израиле, мне всё меньше и меньше хочется туда возвращаться. Я и так не хотел, но это хотя бы было терпимым вариантом. Сейчас уже нет. Я не хочу быть там. Я хочу сорвать Израиль со своей кожи, но не могу. Мне постоянно больно: я вижу с одной стороны людей, которые орут, что израильтян надо всех гнать оттуда как оккупантов и любые меры против оккупантов оправданы (в том числе массовые убийства невинных людей), а с другой стороны орут, что геноцид Газы это ок, потому что ну мы же боремся с террористами и тут все методы хороши. Это невыносимо. Я не понимаю людей. Им как будто есть дело только до того, какую сторону они поддерживают, а не чтобы войны и геноцида не было.

Я считаю, что никто не должен иметь дело со всем этим. Ни под каким соусом. На нас всех свалилось слишком много. На кого-то больше, и это ужасает. Но даже если свалилось меньше, это всё равно больно.

Я просто хочу жить в мире и свободе, хочу быть счастливым и чтобы близкие были счастливы. Хочу нормальной жизни. Я устал.

Лесбиянка, 1982 года рождения

Начать с того, что два с половиной года канули неизвестно куда. Периодически в разговорах с друзьями, коллегами, просто знакомыми и не очень проскальзывает тема потерянного времени. То есть, например, оказывается, что я в свою нынешнюю квартиру переехала уже пять лет назад, и пора бы ремонтом озадачиться, а кажется, что года три прошло, и непонятно только, почему краска на стенах местами протерлась. И так во всём. Как-то очень стремительно выросли племянники, а “новый” компьютер уже не тянет свежие игрушки. Кошатине по три года на нос, четыре года учусь игре на гитаре, пять лет в другой конторе, десять – в Ростове. Схлопнулось время. Может, это возрастное, конечно. Раньше летние каникулы тянулись вечность, а сейчас лето – три зарплаты получить, и всё, нет его. Зато зима, сука, бесконечная, даже в этих широтах. С другой стороны, даже те, кто сильно моложе, тоже в датах путаются, так что, наверное, все ж таки не в старости дело.

Две тысячи девятнадцатый как последний спокойный год. А, не, ещё весна двадцатого! Мир колбасит, но благословенное время карантина, три месяца несказанного нечаянного счастья в виде полноценного оплачиваемого отпуска, условная “удалёнка”, во время которой я к работе даже на пушечный выстрел не приблизилась! Спать, сколько влезет, гулять, киношки под винишко далеко за полночь, книжки, к гитаре через укулеле – сбылась мечта идиота. Эх! Даже на свидание сходила, не понравилось.

В двадцать первом приехали коты – истинная любовь всей моей жизни, всю кровь из меня выпили, сволочи хвостатые! Вроде бы тогда же была Абхазия. И Кабардино-Балкария, меня занесло полетать на крыле в горах, острых ощущений, видимо, захотелось, ненормальной. А! Ещё меня чуть не женили на тамошней девушке неземной красоты. Не последнюю роль сыграло и то, что ее прекрасными руками было поданы нежнейшие ребрышки барашка! Мда…

Концерт Арбениной на крыше. Сплина ещё, кажется, или то в двадцатом?

Это то, что особенно ярко запомнилось, конечно. А так и на море катались, и по окрестностям шлялись, по гостям ходили.

Зимой двадцать второго очень сильно заболел кот, здорово запил брат, и где-то в промежутках между работой, забегами по врачам и звонками в родную тьму-таракань на тему “да что ж ты, мать твою, творишь?” узнала, что снова воюем с фашистами и освобождаем исконно русские земли. Реакция? Брат искренне пожалел, что протрезвел. Недоумение, неприятие, недоверие. Не-не-не! Херня какая-то. За новостями не особо следила. Кот болел, работы полно. Коллеги периодически входили в раж, обсуждая что-то, я в эти разговоры не лезла. Крышу срывало на ровном месте, понимала, что веду себя неадекватно, могу брякнуть что-нибудь обидное, глупое. Тогда-то ещё только об этом и стоило переживать. Все казалось, что недоразумение, сейчас все кончится. Город тем временем украсился тремя известными латинскими буквами на лобовухах и пивных, баннерами с бабушкой под красным флагом. Раздражение, отторжение, злость. Последние сообщения с той стороны, больше нет контакта, не знаю, живы ли. Резко сузился круг общения, и так надорванного со времён ковида, сократился перечень тем для разговоров, все они к одному и сводились. Помню, осенью уже случился какой-то выездной корпоратив на реку. Летит тяжёлый самолёт, и слегка подвыпившая коллега с очень злорадной усмешкой мне выдаёт: “Киев бомбить летит!”.

Дальше опять провал. Мобилизация в двадцать втором или третьем? Втором. Вот здесь паника, настоящая такая, полновесная. Бесконечные обсуждения планов, изучение дорог и границ, истории успеха и провала. Вот когда бы я узнала названия пограничных постов Казахстана, Грузии? Пункты в Астрахани и Оренбуржье? И снова по кругу: а на кого детей? а на что жить? а есть ли бронь? блядь, надо идти обновлять сведения, а то бронь слетит… не смей ничего подписывать! покупка билета в Ереван в один конец за три цены – там пробка на пункте, отмена рейса, деньги не вернули, извини, ничего, будешь у меня жить, котов кормить, пока я на работе, только бы соседи не спалили. жена? жена потерпит, ничего. Ничего-ничего-ничего, ладно, выдохнули перед новым годом. Не коснулось.

Начала читать новости, подписалась на пару умных и известных, отписалась, потому что треш, угар и безнадёга. Перестала читать новости. Снова начала. Перелопачиваю комментарии под новостями и постами, как идиотка. Ищу дно, которое уже давно потолок. Каждая новость – за гранью, каждому открывшему рот хочется в лицо заорать: да что ж ты несёшь, идиот? И ору, только молча. Оно все больше как-то молча . Тогда ещё не особо страшно было, шутили по телефону, мол, привет, товарищ майор! Но не было сил спорить, уговаривать, убеждать, потому что ты стараешься спокойно и вежливо, а тебе в ответ только лай со слюнями, неважно, онлайн или вживую. А потом пошли истории про аресты, наподобие того, как в ресторан ментов вызвали, потому как пара за столиком исключительно между собой обсуждала нечто не в патриотическом ключе. Или когда к старику за что-то там протестное домой вломились, и пока ему руки вязали заодно и кота на глазах задушили. И у меня коты! И они мне дороги, хоть и сволочи. И, да, поубавился пыл и спорить, и комментарии в сети не только писать, но и лайкать. И переписку с осторожностью. И по телефону аккуратно.

Прошлым летом родная тьму-таракань приезжала в гости полным составом. После предварительного грозного инструктажа – в поезде ни с кем не разговаривать, в городе ни с кем в беседы не вступать, на блюющих с перепою людей в форме не пялиться, рекламу чвк вслух не комментировать. Замечательно погуляли, две недели счастья! Мы люди глубоко провинциальные, нас порадовать просто: парки-зоопарки, теплоходик, набережная, детям мороженное, маме – мидии, папа в восторге от кофеен на каждом углу. Очень хорошо. Очень не хотелось, чтобы уезжали, расстроилась потом страшно. И как будто сама в отпуске побывала, хотя и разрывалась между конторой и выгулами по городу. Посмотрела их глазами, вспомнила, почему так сюда стремилась.

Только посадила на поезд – танк в воротах цирка застрял аккурат на мой день рождения! Из гостей ко мне доехали только самые смелые и те, кому бежать некуда. Трудно винить остальных, прямо скажем. У меня как назло чайник с утра перегорел, пришлось в магазин топать. Люди с испуганными глазами, жалюзи на магазинах приоткрыты наполовину. Да что ж за блядский цирк?!

В сентябре с подругой доползли до глухоманской гостиницы на побережье, где и людей-то нет. Кайф, выдохнула в тишине. Сажусь в поезд в обратную сторону, а на мосту бабка предрекает скорый конец света – вот и вернулась в цивилизацию.

Вообще, тема рагнарека вышла на первый план. Для меня, по крайней мере. Я все понимаю, есть места, где жизнь превратилась в ад за эти два с половиной года, многие их просто не пережили. И все же меня (речь-то обо мне, любимой) не оставляет ощущение предчувствия если не конца света, то чего-то похожего. Можно, конечно, все списать на мою неврастению. Снятся апокалиптические сны. Есть заначка на экстренный отъезд в случае, если война подойдёт совсем близко, и я точно знаю, что возьму с собой, как буду выбираться из города, куда направлюсь. Есть дела, которые надо закончить “пока не началось”, как бы глупо это не звучало – долечить кота до транспортабельной кондиции (опять заболел, жопа пушистая), отремонтировать зубы, впихнуть в голову как можно больше нот, а то хрен знает, как потом… Я очень полюбила планы и расписание, традиции выходного дня, я не хочу сюрпризов, даже хороших. Для меня проблема надолго уйти из дома, я устаю от людей, хочу закрыться с котами и вырубить, наконец, поток новостей, и все равно возвращаюсь в телегу. Много читаю, даже вступила в книжный клуб, только вот заседания все больше прогуливаю, а онлайн – да, милое дело! Смотрю кино дома, опять же, коты, гитара, встречи с самыми близкими друзьями. Путешествовать вот только с ними никуда не хочу, на что они обижаются, но терпят. Вообще, немного странно, как не отвалились ещё! Но, нет. И забегают, и гулять вытаскивают, и так, на связи, в общем.

Трудно планировать на долгосрочную перспективу, а если и загадываешь дольше, чем на полгода, на всякий случай добавляешь: “если живы будем”. Нет, люди строятся, покупают жилье за сумасшедшие деньги под безумный процент, женятся, рожают, летают в отпуска – как раз таки внешне ничего не поменялось. Так посмотришь, и не понять, с чего бы это меня так накрыло. Широко гуляются праздники, с размахом! Красивые, нарядные люди в торговых центрах и ресторанах. Велопробеги, всякие там дни защиты детей. Премьерные показы, комик-коны, стендапы, концерты, все как было, так и осталось. Только те, на кого действительно мне хотелось бы сходить, уже не приедут. И гей-клубы очень даже работают несмотря на показательные порки и громкие закрытия. Мне кажется, в церковь стало больше народа ходить, много молодых, много парней. У меня тут храм недалеко от дома, так на праздники там столпотворение.

Понятное дело, надо следить за языком. Ну, практика-то есть уже, не первый год, чай, живём. Не брякнуть лишнего, промолчать, неопределенно хмыкнуть. Интересно, что теперь многие замолчали. Не только те, кто против, но даже и те, кто воздержался, и те, кто откровенно за. Кроме самых отбитых, конечно, но те только в интернете вопят, лично я таких не знаю. Даже коллега с самолётом, как-то притихла. В любом случае с ажиотажем весны двадцать второго не сравнить, тогда столбы фонарные за малым не дискутировали.

Маленькое победоносное мероприятие вылилось в грандиозную жопу, извините. Не буду о глобальном, чисто о близком. Цены – на все – в полтора раза минимум, а котики хотят кушать и лечиться. Те друзья, которые с детьми, крякнули и стали работать больше, чтобы остаться хотя бы на прежнем уровне жизни. И чтобы не поперли с работы. И не загреметь “туда”. Тут уже не до дискуссий, тут нужно слиться с фоном и не отсвечивать.Стыдно, страшно, противно – такой вот спектр эмоций.

Очень-очень многие живут новостями. Новостями забит эфир, и неважно, откуда они поступают. Слухи, фейки, правда, вымысел, теории заговора – ты жрёшь это, и не можешь остановиться, потому что надо хотя бы для себя увидеть всю картину, понять свое место в ней, попытаться представить, к чему готовиться. Новости жестокие, кровожадные, с расчлененкой, с ядерными учениями, с ракетами средней дальности, с мобилизацией, мобильными бункерами, отрезанными ушами и головами, прилётами – а других просто нет! Что будет, если самого нормального человека посадить за просмотр Техасской резни бензопилой нонстоп на два с половиной года? А тут предполагается полнейшая вовлечённость, все в реале. Сами себе запрещаем не только обсуждать, но упоминать даже, и все равно то и дело срываемся, и переходим на тон “Больше ада!”…

Раньше был один сумасшедший на район – так все его знали, издалека было видно. Сейчас у каждого третьего нездоровый блеск в глазах, каждый четвертый разговаривает сам с собой (и – нет у него гарнитуры в ухе, я проверяла!). Напряжение очень заметно. Недавно видела тётку, которая шла по улице и громко монотонно повторяла “сволочи-сволочи-сволочи”, и не сказать, чтобы я с ней не согласилась.

Я не знаю, что там с уровнем насилия по стране, но вижу достаточно много агрессивных людей в течение дня. Нарычать на незнакомого, обложить матом на ровном месте, дать подзатыльник незнакомому же (своими глазами в автобусе наблюдала как женщина именно так освобождала себе место, занятое её ровесницей, т.е., к шестидесяти обеим). Родители прессуют детей, дети изгаляются над животными и друг другом. Описание совершенно диких драк и убийств за гранью любой морали в новостях, опять же. Наверное, это было всегда, и ничего не изменилось, но бросается в глаза именно теперь. Может, я раньше всего этого не замечала? Ну, никогда на мне розовых очков не было, не то происхождение. Да что там, я и сама меняюсь. И понимаю, и говорят, что стала более резкая, более жёсткая, и “собак спускаю” порой там, где и не надо вовсе, и хочу причинить боль некоторым ближним, и новостные сюжеты вызывают чувство “о, да! Жги, господь!”.

К подруге-логопеду приводят детей с большими проблемами в развитии, а она смотрит на их родителей, и понимает, что лечение надо начинать совсем с другой стороны. Очень многие из знакомых жалуются на усталость, на “железный обруч на голове”, на “камень на шее”, многие срываются без особого повода, едят колёса, бухают. “Жизнь как на вулкане”, “то одно, то другое”, “да когда ж все это кончится?” – вот настоящие лозунги, а не то, что там предлагают, парадное.

Конечно, надо жить обычной жизнью. Все, кого я знаю, так и живут, да и я сама не закрылась пока в погребе окончательно. Отшучиваться, отмалчиваться, переводить разговоры на другое, отворачиваться. Но какая-то хмарь как будто висит в воздухе, хочется отмыться от нее, сбежать. Чувство сродни тому, как попадаешь в автобус с буйным алкашом. От него несёт, он агрессивен, мерзок, обоссался, но ехать надо. Когда-нибудь, возможно, опишут этот синдром, наверное, более сильный именно у жителей приграничных территорий. Что-то типа “Истории одного немца” Хафнера. Интересно будет почитать лет двадцать спустя, если доживём, конечно.

Пара слов про ЛГБТ-как-то-там-ещё, да? Не знаю, не скажу, что что-то принципиально изменилось. По крайней мере, в моем окружении. Ну, да, в очередной раз официально запретили, и что, собственно? Клубы работают, те, кому это надо, их посещают. Подруга удалила аккаунт “мероприятий для своих”, но там и мероприятия естественным путем давно сошли на нет. Две девушки в приступе паники мигрировали в зарубежье, но стоило им пересечь границу, как их обеих настигло великое чувство! Нет, не друг к другу, каждой внезапно нашлась пара в Ростове, так и пришлось вернуться. Не жалеют, все у них очень даже славно. Парень из другой компании решил сотворить каминг-аут прямо во время стендапа, и его не забили камнями, напротив, судя по постам, стал объектом интереса вполне определенного плана, жизнь наладилась.

Как всегда постельные предпочтения не определяют, скажем так, политические взгляды. В компанию неплохо вписалась большая поклонница Сталина, сама – милейший человек, глубоко мне симпатичный. Старая приятельница на полном серьёзе рассказывает, что было бы неплохо присоединить ещё ряд территорий, на которых очень хорошо проводить отпуска. Кто-то собирается ехать восстанавливать разрушенные города, кто-то волонтерит, собирая помощь беженцам или мобилизованным.

Да и “белым людям”, в принципе, дела до “меньшинств” нет, опять таки, из того, что я вижу оффлайн. Пытались тут разогнать волну по весне, мол, осквернили кладбище, портили памятники изображением символики ЛГБТ* запрещённой экстремистской организации! Радуги? У меня не хватает фантазии. Что-то не вызвала новость ни внимания особого, ни гнева праведного. Народ в комментариях поржал и забыл.

Как нет никаких грандиозных планов, так и нет никаких особенных надежд. Я с большим пессимизмом смотрю в будущее. Понятно, что рано или поздно все закончится, но чем? И что предстоит пережить в ближайшие годы? Без понятия. В волшебные финалы я не очень верю. Дзен я никогда не постигну, но живу сейчас как персонажи вот этих странных книг: проснулся – хорошо, дом на месте и коты живы – прекрасно, вкусно покушал, отменно выпил, попалась классная книжка, интересный фильм – вааще зашибись.

Решила придерживаться мысли, что я в дурдоме, а кругом психи – буйные и не очень. И я такой же, естественно, пациент. И санитары не на моей стороне. Тогда отпадает потребность в поисках смысла. Но дожить до каких-то новых времён очень хочется хотя бы из чисто антропологического интереса. Просто посмотреть, как люди станут вести себя после, будет ли им мучительно стыдно и противно, как мне сейчас, станут ли они сожалеть о том, что раздолбали своими руками, что они будут говорить. Посмотрим.

Бисексуалка, 1993 года рождения

Понимаю, что мой опыт в России перед войной не будет биться с опытом большинства. Тут никто не лучше и не хуже, мы вообще все разные. Я просто хочу поделиться своими мыслями. И в первую очередь, я хочу это сделать, потому что не хочу. Не хочу говорить о себе, когда другим хуже. Не хочу говорить о себе, потому что ничего нового не скажу. Не хочу говорить, потому что и так же все всем понятно. Но, черт возьми, я не могу позволить себе разбрасываться возможностью звучать, когда нам закрывают рты.

Пусть это будет странно, банально, эмоционально заряжено, наивно или претенциозно. Раз я могу, то я буду. Следующий текст покоится на горе погребенных черновиков и споров с собой на тему “нахрена это кому-то сдалось читать”. Кому это вообще интересно? Ну что нового я могу сказать, когда нас всех перемалывает одна мясорубка? Мы все понимаем, что происходит, нам всем тяжело от этого. Зачем мне говорить, а кому-то слушать?

Но ведь ровно этого и добиваются те, кто так ненасытно давит из нас свободу. Хотят, чтобы мы молчали, чтобы чувствовали себя неважными, незначительными, избыточными, одинокими, другими. Мы правда другие. Квир-опыт и квир-культура – это целый мир. Буквально. Мы есть везде. Мы есть всегда. Даже в тишине мы никуда не денемся, потому что мы – часть этого мира. Сила его разнообразия.

Я – бисексуальная женщина, и мне очень повезло прочувствовать на себе, каково это – ощущать себя достаточно свободно, чтобы в открытую ходить на свидания с девушками, явно флиртовать за стойкой бара и на открытых вечеринках, целоваться по пути домой через весь город. И это не были какие-то специальные места для квиров, просто хорошие бары, просто город, просто адекватные люди вокруг. Я жила с уверенностью, что даже если к нам кто-то прицепится, то я сама смогу от него избавиться, либо мне на помощь придут сотрудники заведений и другие посетители. Да-да, пускай, ошибка выжившей, но я знаю, что можно иначе.

Для меня 2021 был лучшим годом жизни, самым счастливым и ярким, как минимум. Я переехала в любимый город, нашла потрясающих друзей, с головой нырнула в квир-комьюнити, познакомилась с Кареном Шаиняном (он тогда как раз снимал “Квирографию”). Квировые ребята и квир-культура вокруг были моей ежедневной реальностью не только онлайн. Я выбирала места и вечеринки не по секретным рекомендациям и по значку с радугой, а просто по атмосфере и настроению. Знаю, что так было далеко не у всех, но мне было достаточно безопасно, чтобы в целом открыто проявляться.

Прошло всего 2,5 года, и даже мне самой трудно поверить в эту историю. После всего, что произошло и происходит до сих пор, та жизнь кажется сказочной фантазией, которую я сама себе придумала.

Разумеется, там тоже были сложности. Например, на работе я никогда не чувствовала себя настолько безопасно, чтобы открыто сказать о своей идентичности и своих отношениях, не опасаясь незаконного (а теперь уже и вполне себе) увольнения. Сферы, где активно доминируют мужчины, славятся своими сексистскими и квир-фобными настроениями. И я все еще коплю карьерный капитал для того, чтобы не тревожиться, что случайно ляпну что-то про девушку или про поход на прайд. Пока капитала хватает на то, чтобы отбивать дремучие нападки на феминизм, то есть еще одну экстремистскую организацию в коллекции моих покемонов. Сколько же нафталиновых страшилок про уродливых и немотивированно (ха-ха) агрессивных феминисток я выслушала от коллег. Кто еще из нас сидит в шкафу, спрашивается.

Я уехала из России через неделю после начала войны. Уехала в никуда, а еще через неделю – в страну, единственной ассоциацией с которой до этого был сорт сыра. Первые 1,5 года дались мне очень тяжело. Не могу назвать свою жизнь до эмиграции легкой, но та бездна отчаяния казалась поистине бездонной. По началу моего рассказа, может показаться, что до войны вокруг разве что единороги в блестках не плясали, но на самом деле это был светлый год посреди довольно напряженной борьбы буквально за все. И даже на этом фоне я честно еле выкарабкалась в 2022-2023.

Первые 8 месяцев в новой стране у меня не было никого, кроме партнера, с которым нас затянуло в водоворот ссор на фоне вынужденной эмиграции. Мы оба изначально не хотели уезжать и в то же время оба не видели возможности остаться в России. Потеря друзей, близких, своего окружения, рутины, работы (моя компания поддержала войну), финансовых накоплений (переезд с тем курсом доллара сжег все за пару месяцев), накатившая депрессия и полное отсутствие каких-либо опор в неизвестности – вот и первый год вкратце.

Другие переехавшие тоже были в шоке и надолго законсервировались в режиме энергосбережения. Новые друзья искались с большим трудом, и еще сложнее было их удержать. У меня ноль осуждения ко всем, кто прошел через похожий опыт, только сопереживание. Я сама была не в лучшей форме, социальная батарейка подыхала максимум за час, хотя для меня это вообще не свойственно.

Год назад мы расстались с партнером, который был для меня очень важен. Мы не выдержали постоянного напряжения и череды нескончаемых квестов. К счастью, на тот момент у меня уже была новая стабильная работа и появились близкие друзья рядом. Так что я по кусочкам, очень, ОЧЕНЬ медленно, начала собирать себя заново. Спустя год могу сказать, что, похоже, мне это удается. Не ту себя образца 2021, конечно, но все же самое важное удалось восстановить. А тем человеком я в любом случае уже не буду.

Я продолжаю следить за тем, что происходит в России, и искренне зверею с того, в какой подпол ОПЯТЬ загнали квир-людей. Сколько усилий активистки, активисты и вообще все мы вложили в то, чтобы достичь предвоенного уровня. Сколько выстраданных результатов, чтобы шайка ошалевших от всевластия и безответственности братанов откинула общественное сознание на 40 лет назад?! Я очень сильно злюсь. Последние 2,5 года я пребываю в состоянии раскаленной ярости 24/7.

Я закрыла свой просветительский блог, чтобы близкие и я сама не пострадали от репрессивных законов. Мои знакомые организаторы вечеринок и основатели комьюнити прекратили свою деятельность, либо ушли в очень глубокое подполье. Штрафы, блокировки, обыски. Я в ярости.

Там, где я сейчас, со свободой квир-людей чуть попроще, но она выглядит весьма условной. Да, тут проходят прайды. Да, ради прайда перегораживают весь центр города. Да, полиция на прайде защищает нас и союзников от очумелых правых и религиозных фанатиков. Да, это одно из самых ярких переживаний в моей жизни с шествием среди пятнадцати тысяч человек – с ума сойти! Но это один день. Места, куда тянутся квиры – отдельные места. Вечеринки для квиров – отдельные вечеринки. И не в контексте – свои для своих, а потому что иначе страшно, неуютно. И, да, хорошо, что такие места есть. Но плохо, что мы можем безопасно проявляться только в таких резервациях.

В режиме выживания я снова отодвинула свою идентичность на задний план как “не настолько важную”. И вот вроде логично сосредоточиться на самых приоритетных задачах. Я даже условно принимаю текущую реальность, нахожу в ней отдельные преимущества. Но я хочу жить по-другому. Я хочу без оговорок и в открытую быть собой.

Пока по известным причинам не могу реализовать это желание в полной мере, я ставлю себе задачу как минимум помнить, что может быть иначе. Смотрю зарубежных комикесс и комиков, которые рассказывают про свою квир-реальность, похожую на мой прошлый опыт. Вдохновляюсь сложной, но такой яркой, историей с квир-ракурса. Рассказываю свою ошибковыживанческую историю по мере сил и желания собеседников слушать. Стараюсь помнить, что однажды я уже проявляла себя так открыто.

И значит еще буду. Обещаю себе, что дождусь, что переживу, что удержу в голове нормальную реальность. Потому что знаю, что может быть иначе. И что оно того стоит.

Трансгендерный бисексуал, 1975 года рождения

У меня изо Львова родом жена. Во Львове живут ее родители. Я не знаю, помните ли вы, что было три дня не то неделя до начала войны? Сначала напряжение копилось, а потом вроде бы показалось, что все обойдется. Не обошлось. С утра я сказал жене – началась война между Россией и Украиной. Мне было очень страшно говорить ей это. Но лучше так, чем если бы она прочла новость в метро… я пытался писать об этом стихи. Не вышло.

Некоторое время меня колбасило – ну война же, дичь какая. Потом я провел собственное расследование и выяснил, что на глобальном уровне ничего нового не происходит. От этого стало не то чтобы спокойней, но несколько понятней.

А потом начались странные политические вещи. Сначала с фейками. Потом про пятую колонну. А потом про ЛГБТ. Я до сих пор не вполне усвоил, где война, а где ЛГБТ и при чем тут, собственно, ЛГБТ. Я знаю, я посчитал, мне немного помогли даже. Это же не про людей и не про гендер – просто политическое противостояние. С одной условной стороны людей ЛГБТ подняли на знамя, значит, с другой должно быть наоборот. Людей ЛГБТ никто не спрашивает. Я не помню, писал ли я вам, что я очень боялся тюрьмы – особенно российской. Вот, я побоялся в очередной раз. Естественно, я поддерживаю и буду поддерживать как частное лицо другие частные лица…

После запрета соответствующих организаций соответствующие организации сами отписались от моих денег и попрощались со мной. Все они оказались очень порядочные ребята. Довольно забавно, когда сопротивление формируется по неотменяемому признаку. Так хоба – и все мы, совершившие переход и отказавшиеся от него, небинарные и гендерфлюиды, люди, которые просто любят своих партнеров, оказываемся в той или иной мере сопротивлением. Потому что нам надо выжить и потому что нас выживают из страны.

Тут опять было страшно. Именно в этом месте я определил себе, на кого я буду ориентироваться – в смысле если придут за ними, я следующий. В этом моменте истории добрые люди дали мне ссылку на канал чувака, отбывающего срок.

Бояться тяжело, неинтересно и очень мешает жить. Оставаться в позиции «я просто делаю свое дело»… Так получилось, что у меня очень много «своего дела» – ролевые игры, педагогика (в том числе для нейроотличных подростков), работа, театр вот еще. И во всем этом совершенно нереально удерживать нейтральную позицию. Есть люди, которым на базе хорошего знания и понимания исторических процессов удается качественный анализ политической ситуации. Я не они.

Я трусоват и слабоват. У меня даже четкой собственной позиции нет. Ну, как можно говорить «война – это плохо», если война это передел мировой экономики военными средствами? Протестовать против мировой экономики? Для этого у меня слабовато с научной базой. Против устройства мира и государственности как таковой? Да – но для этого должно быть встречное предложение. В смысле «вместо государства я предлагаю вот это».

А вот этого-то и нет! Ни у кого пока нет. А должно быть. На самом деле в нарративную практику меня завело, довольно извилистым путем, размышление о том, как оно должно быть. Возможно, французские философы и это уже написали – но мне слабо прочесть французских философов. Да и толку? А нарративная практика занимается вещами попроще. Восстановлением связей в сообществах и усилением позиции сообществ, например. Потому что вертикали можно противопоставить только горизонталь.

Буду, короче, потихоньку рыть снизу и изнутри. Лет сто, и вся эта фигня разом, с государствами, движениями и прочим авось перестанет быть нужна.

Вот еще хотел вам инцидент описать. Я делал подростковый мини-лагерь. Неофициальный. Со мной всегда ездит нейроотличный человек, сын моих друзей. Ему двадцать девять, он достаточно осознан для того, чтобы понимать, что никакой сексуальной жизни у него, скорее всего, не будет. Ему двадцать девять – естественно, он помнит меня до перехода и в процессе перехода. Психологически и гормонально ему, пожалуй, семнадцать.

И так получилось (я не сразу понял), что из его палатки слышно нашу с женой возню. Думаю, ему просто завидно, что вот у ненастоящего мужчины (меня) сексуальная жизнь есть, а у него нет… А молчать этот человек умеет плохо. Он все время что-то бормочет, и он начал поминать ненастоящих мужчин, транссексуальность и, кажется, мое имя (подростки редко его слушают). Мне пришлось объяснить ему прямым языком, что если кто-то из ребят прислушается и поймет, о чем он, и перескажет родителям – не исключено, что меня посадят. И он понял…

Уезжать я пока не собираюсь. Это и неудобно, и не вполне возможно, и совсем не честно. Посмотрим, конечно, на эскалацию.

Гей, 1999 года рождения

Честно, не знаю, как начать, написал кучу разрозненных обрывков, попытаюсь собрать из них более-менее цельное полотно. В исследование я попал чисто случайно. Увидел ссылку в одной из гей-групп телеграме и решил подать заявку. Совершенно не думал, что это мимолётное решение обернётся историей длиной в полгода. Я благодарен Алёне, что смог принять участие в таком проекте. Та степень открытости, что она проявила, рассказав о своей жизни в России, про брак с мужчиной, собственную ксенофобию, отношения с матерью, всё это позволило мне самому довериться и полностью раскрыться. Я думаю, и остальные участники думают так же.

Возможно, диссертация, что стала закономерным итогом наших дневников, послужит современным аналогом «формулы Радбруха», обличая тех, кто при путинской власти поступал как все, и хоть и не наносил собственной рукой удары, но способствовал разжиганию и укреплению ненависти к ЛГБТК+ персонам. И когда наступит то время (а я очень хочу верить, что однажды оно наступит), когда будут судить правых и виноватых и отделять зёрна от плевел, она станет одним из тех документов, что ляжет в основу «расстрельных списков».

Готовя это небольшое эссе, я прочитал диссертацию. По ходу чтения, не посмотрев ещё свои дневниковые записи, во мне было столько возмущения и протеста. «Я этого не говорил, всё было не так». А сейчас вижу, что рассказывал именно это. Как всё-таки удивительно устроена человеческая память. Не могу не отметить, как сильно поменялось моё мнение. Я сам написал, что, помимо ЛГБТК+, дискриминации стали подвергаться другие социальные группу и усиливающуюся фрагментацию российского общества. А это оказалось прямым следствием «охоты на ведьм». На текущий момент, конечно, всё стало хуже. Остались свои тихие заводи, но то чувство проявленности и видимости, как раньше. Сейчас я уже вряд ли смогу почувствовать. Вот небольшой отрывок из той, эмоциональной части.

«Вся работа написана чёрными чернилами. Все события и данные на 100% верны. Угнетение, насилие, дискриминация не просто существуют, они царят в современном российском обществе. Всё портит это проклятое «но». История ЛГБТК+ в России – это не история с прописанным сюжетом и известным финалом. Действия органов власти – не планомерный план по уничтожению, а конвульсии умирающего существа. Страдают ВСЕ заметные. Мы оказались в ситуации, когда простой интерес превращается в популярность, а из неё – в авторитет. Когда из темы ЛГБТК+ стало невозможно выдавить свежие соки, нашлись новые жертвы в этом конвейере насилия. Враги, приезжие, а теперь даже военные попали в опалу. К сожалению, мы оказались в ситуации, где, чтобы выжить, необходимо или затаиться в самых глубоких трещинах (а может найти себе тихую заводь), или свободными каплями улететь куда-то в неизвестность. Я не буду говорить, что мои слова или слова участников были вырваны из контекста. Однако вся эта история написана в чересчур тёмных тонах. Страдают ВСЕ заметные – в публичном поле. Обычные люди, которых я вижу на улице, как никогда раньше, яркие и разные. Необычные одежды и причёски, яркие волосы и макияж, татуировки и пирсинг. Общество скорее страдает от безразличия, чем от Иных (Других). Нет больше тех бабок на лавках у подъезда, не знаю, что с ними случилось, может быть, все они умерли во время эпидемии ковида. Осуждение за отличную от остальных внешность – то, чего я не вижу (или не хочу видеть).»

Однако, отрицать результаты и выводы диссертации – бессмысленно, она прошла верификацию научным знанием. Вряд ли она смогла во всей полноте и многогранности передать текущую ситуацию ЛГБТК+ в России и российском обществе в целом, но это была попытка и очень удачная.

Я согласен с выводом, который сделала Алёна. Неполноценность, одно из основных чувств, которые я испытываю. Отчасти это связано с моим психологическими проблемами, а может проблемы с психикой связаны с реальной неполноценностью, которую я испытываю в текущей ситуации.

Когда перечитывал свои дневниковые записи, понял о чём говорила Алёна. Моё непринятие её слов связано с тем, что я говорил, что всё нормально, всё в порядке и я справляюсь. А сейчас я понял, в исследовании речь идёт не о моих чувствах и эмоциях, а о происходящем вокруг и реакции людей. В нормальном мире мне бы не пришлось справляться. То, что я не обижался, не означает, что меня не пытались оскорбить или обесценить.

Я был очень наивным, верил, что мой маленький вклад сможет что-то изменить в мире и обществе. Реальность оказалась более… реальной. Свобода проржавела вместе с правом выбора. За меня решили, как я должен жить, как говорить, да даже как думать.

Тогда, два года назад, я написал, что быть патриотом – это видеть проблемы и не сбегать в «мир грёз». А сейчас у меня ничего, кроме грёз и не осталось. Получается, и патриотизм выветрился без следа. Раньше во мне горело пламя (надежд, идей, свершений), а сейчас даже пепелищем сложно назвать, так, нелепое пятно серой земли, лишь отдалённо напоминающее, что здесь было кострище. Ощущение, что у меня украли часть жизни. Первый раз это было с ковидом, когда одним махом, с мясом и кровью были выдраны встречи, веселье, друзья. А потом пришла война.

Помню, когда всё началось, я не поверил сначала. Не допускал мысли, что такое может произойти в реальности. Всё ждал опровержения, что это фейк, вброс, дезинформация. Но, к сожалению, дальнейшие события и череда новостей не оставили места для заблуждений. По ощущениям, окружающие были взволнованы сильнее меня. Не могу сказать, что мне было всё равно… А впрочем, я всегда ставил на первое место собственную безопасность и комфорт. Довольно эгоистично заботиться лишь о себе. Принцип «моя хата с краю» широко распространён, ведь власть сделала всё, чтобы повысить атомизацию общества.

Разумеется, меня коснулась паника по поводу призыва и мобилизации. Я читал законы, статьи юристов, памятки благотворительных организаций, что потом не раз помогало уберечь друзей и знакомых от необдуманных действий. Работники военкомата (вот так неожиданность), нисколько не стесняясь, используют ложь, угрозы и запугивание.

Но, вот уже полгода меня не беспокоит возможность попасть в регулярную армию, а следовательно, и на фронт. У меня есть справка о моём психическом нездоровье, что делает меня не годным. Это было бы просто замечательно, если бы диагноз не был реальным. Два с половиной года я страдаю от депрессии. В январе 2024 она обострилась из-за ряда ударов судьбы, что обрушились на меня за одну неделю. Сначала на меня наложили штраф в 200 тысяч. Умерла собака, которая жила с нами больше 14 лет, и, по сути, являлась членом семьи. Последним гвоздём в крышку гроба моего психического здоровья стала «прекрасная» новость, которую я узнал совершенно случайно. Заключалась она в том, что мой бывший партнёр, с которым мы расстались в июне 2023, болен ВИЧ, и был болен, когда мы встречались. Спойлер, я оказался чист. Но за неделю, что ждал результат, я успел умереть в своей голове тысячей разных способов. Всё-таки, мед. образование не всегда идёт на пользу.

А, точно, я закончил медицинский. У меня есть документ о высшем образовании, я познакомился с кучей умных и творческих людей. На этом плюсы кончаются. Все пять лет были наполнены постоянным стрессом и эмоциональном насилием. Меня не раз доводили до слёз. Бо`льшая часть обучения заключалась в заучивании и переписыванию килограммов бесполезного текста. Я не преувеличиваю, из всей полученной информации в реальной работе мне пригодилось от силы 10-15%. По завершении я оказался абсолютно морально истощён, больше полугода я боялся, что это окажется сном, и нужно будет снова идти в ненавистную шарагу.

Я прохожу терапию, она помогает, но медленно, и результат не всегда удаётся закрепить. Нормальная жизнь сменяется периодами апатии, отсутствия сил и мотивации, сонливости и социальной изоляции.

Хм, возможно, одной из причин депрессии стал полный отрез (отрыв) от всей гей-культуры? Часть исполнителей и фильмов блокирует государство, часть после войны запретило распространять свой контент. Группы квир-культуры в интернете умерли и я остался один. Я всё реже могу говорить о своей ориентации. Не с кем и не о чем. Я точно помню, что раньше для меня – быть геем – являлось важной, а то и основной частью моей личности. А сейчас я даже иногда забываю, что гей. Нет поводов вспомнить.

Я мало общаюсь с представителями гей-комьюнити, но моей отдушиной стали яой-манги и аниме. Через них я получаю образы и архетипы, вижу наконец то, какими могут быть отношения между двумя парнями. Это помогло найти многих единомышленников и друзей по интересам, как онлайн, так и в реальности. А ещё привнесло в мою жизнь толику чувств и романтики, которых мне так не хватало. Дело в том, что помимо депрессии, у меня выделили ещё одну особенность. На 25 году жизни я узнал, что являюсь хрестоматийным нарциссом.

Так уж сложилось, что на любовном фронте (и надеюсь, это будет единственный фронт в моей жизни) меня постиг ряд неудач. По приблизительным подсчётам, я более 15 раз пытался построить отношения с разными парнями, и мало кто задерживался в моей жизни дольше месяца. Очень долго я не понимал, почему так происходит.

Сначала винил свой вкус. Мол, выбираю незрелых челов (вне зависимости от возраста), которые не способны к построению долгосрочных отношений. Правда оказалась несколько иной.

Минутка психологического ликбеза. Нарциссы не способны любить кого-то, кроме себя. Для окружающих может казаться, что они самоуверенные и самовлюблённые, однако, на самом деле, им постоянно необходимо подтверждение собственной значимости. Казалось бы, таким людям не нужны отношения. Так зачем же мы раз за разом пытались в них вступать?

Тому есть несколько причин. Красота в глазах смотрящего, и в тот краткий миг влюблённости, мы отражаемся в зеркале души во всём своём великолепии. А ещё, сливаясь со своим партнёром (красивым, успешным, богатым, умным), мы и сами перестаём чувствовать свою ущербность, хоть и ненадолго.

Я не искал любовь в отношениях, мне не нужна была родственная душа, более того, я даже не видел в тех парнях людей, лишь очередной трофей в коллекцию. Сейчас я учусь замечать в себе проявления нарциссизма и нивелировать пагубное его влияние.

Нарциссизм – не болезнь, он есть в каждом из нас. Без него не было бы стремлений, амбиций, достижений. Это мой инструмент для контакта с миром, и всё, что требуется – это отточить его до той степени, когда его применение будет адекватно окружающему миру. На этом ликбез объявляется законченным.

Ещё одной моей отдушиной, что спасают меня от тьмы этого мира, стали стихи. Это началось как нелепый челлендж, в результате которого я на протяжении 5 месяцев каждый день писал. Один день – один стих. И что удивительно, у меня получалось. Разумеется, не каждый был шедевром, но тем не менее, я нашёл свою аудиторию. С одной стороны, это удовлетворяло мою жажду признания, а с другой, позволяло освободить сознание от лишних переживаний и чувств. Я и сейчас иногда пишу, жаль что после обострения депры делать это стало сложнее.

Я думал об эмиграции, но из-за серьёзных проблем с английским (да и не особо сильным желанием его учить), об англоговорящих странах можно забыть (разве что жить в Брайтоне). Поэтому приходится рассматривать страны СНГ. Украина и Беларусь исключаются по понятным причинам. Казахстан со стороны выглядит более привлекательным, но не буду обманываться, там ситуация с гомофобией ещё хуже. Армения, Грузия уже значительно «устали» от притока эмигрантов, и вряд ли будут рады ещё одному, тем более без значительных накоплений. Так что приходится оставаться на тонущем корабле.

Хочется верить, что впереди меня ждёт светлое будущее, свободное и от властных упырей, и от внутренних демонов. Я смог наладить отношения с матерью. Мы стали близки, как прежде. У меня есть друзья, с которыми можно погрустить и повеселиться. В работе я реализовался как полноценный специалист, и, без лишней скромности, незаменимый сотрудник. Задумываюсь о приобретении собственного жилья. Есть хобби и увлечения, позволяющие не скучать. На данном этапе моя жизнь пришла в состояние шаткого баланса. Груз прошлого постепенно спадает с плеч, будущее уже не кажется столь опасным и непредсказуемым. Именно поэтому я боюсь, что могу всё потерять в один миг, как это случилось два года назад.

Закончу мой немного сумбурный и обрывочный рассказ двумя цитатами.

«Мир – тёмное место. И никто не способен защитить мир от темноты. Ни искореняя её, ни служа личным примером света. Остаётся только верить, но и вера не спасёт».

«Боль неизбежна. Страдание – личный выбор каждого. Поясню на примере. Вот, скажем, вы бежите и думаете: «Тяжело-то как. Все, больше не могу». То, что вам тяжело, – это факт, от него никуда не деться. А вот можете вы больше или не можете, решаете только вы сами. Это, понимаете ли, остается полностью на ваше усмотрение».

Ну и напоследок вспомнил ещё одну. «Боль временна, слава – вечна».

Бисексуал, 1993 года рождения

Как сложилась моя жизнь за последние два с половиной года? Сейчас могу сказать, что лучше, чем ожидалось, во всяком случае лично для меня: меня не преследовали и меня не пытались отправить на войну (тьфу-тьфу-тьфу), я понял, что я весьма стрессоустойчив.

Два с половиной года назад в моей жизни появились новости, до момента войны я принципиально их избегал чтобы не забивать голову, самое важное мимо меня не пройдет. Но после 24.02.2022 это изменилось, я стал просматривать новости 3-5 раз в день (теперь гораздо реже, пару раз в неделю), мне понравилась «Медуза». Интересовало многое:

неуспехи на фронте, грызня между министерством обороны и частной армией, плохое материальное обеспечение воинских подразделений.
здоровье президента. А вдруг болен?? Что-то давно не появлялся в эфире
состояние экономики: инфляция, безработица, валютные курсы, дефицит запчастей для самолетов… вдруг начнется стагфляция и остановит это безобразие
общественное мнение и соц.опросы
нападки на оппозицию и ЛГБТ.

Ничто из вышеперечисленного не оправдало моих надежд, и конфликт интересов в высших эшелонах власти не останавливает войну, и президента хорошо лечат и кормят, и экономику могу содержать в приемлемом состоянии, чтобы население не волновалось, и население одобряет наш текущий политический курс, и с оппозицией давно покончено. Но по началу я этого еще не знал и просто ждал, хороших новостей, вдруг просто о чем-нибудь договорятся.

В перечислении того, что меня интересовало в новостях, я не просто так поставил оппозицию и ЛГБТ вместе. ЛГБТ персоны как будто должны быть негативно настроены по отношению к консервативной, традиционно ориентированной власти, во всяком случае в РФ. Но это только стереотип. И я ошибался, когда так думал. Сколько раз я знакомился и встречался с парнями, интересными и красивыми (казалось и умными, но это уже не точно), вызывающими искреннее влечение, но тут слышу… хвалебные песни президенту, СВО, какие мы молодцы, что противостоим коллективному западу и т.п. Я так и не понял, как у них в голове укладывается одобрение президента и дискриминационная политика по отношению к ЛГБТ, а вроде молодые (да-да, эйджизм). Прям бесит. Я тоже люблю Россию, но не власть, мой патриотизм в любви к малой родине, культуре, а не в ненависти к другим странам. Теперь при знакомстве стараюсь побыстрее узнавать в каком лагере парень, так меньше разочарований.

Я не помню день, когда я узнал, что российские войска вторглись в Украину. Первое яркое воспоминание — это как я переписывался с товарищем в телеграмме, а он пишет «Я не в России, а в Казахстане», я сразу все понял. Так я потихоньку начал терять окружение, это было очень грустно, причем уезжали все из темы, не могу вспомнить ни одного уехавшего натурала. Хотя, возможно, дело в моем круге общения. Дружеские компании, в которых я общался, физически измельчали, люди разъехались; онлайн мы дружим, но живое общение это не заменит, чего-то стало не хватать. Но к счастью мне ещё удалось завести новые дружеские связи, с кем можно и поговорить по душам, и кого можно позвать в гости или театр, кафе, кино, музей и т.п. Думаю это очень важно для хорошего самочувствия, особенно когда мир вокруг, кажется, сошел с ума. Надо просто продолжать общаться, искать единомышленников в каких-нибудь кружках или коммьюнити-центрах, пусть в начале это будут более холодные знакомства, но со временем количество перерастет в качество. У меня так и случилось: раньше иногда я посещал мероприятия (квизы, книжные клубы, и д.р.) в местных коммьюнити-центрах для представителей ЛГБТ, со временем с некоторыми людьми стали видеться и в другое время, назначать встречи, общаться, дружить.

Мне кажется, что ЛГБТ сообщество в моем городе легко перенесло запрет о пропаганде, а объявление «международного ЛГБТ-движения» экстремистским уже нет. Различные мероприятия, проводившиеся лгбт-инициативами, свернулись или ушли в онлайн, что резко снизило вовлеченность лгбт-персон в совместную деятельность. Это коснулось и меня, т.к. я любил посещать подобные события. Пришлось адаптироваться и какие-то вещи устраивать самому вместе с друзьями и товарищами, вне каких-либо организаций: собраться на квартире или в кафе провести шахматный турнир среди «своих» или вечер настольных игр. И хотя в последнее время подобные центры сильно свернули свою деятельность или даже закрылись, но люди остались, и это очень радует и не дает закиснуть))

Также я опасался, что станет сложно с кем-нибудь познакомится, пригласить на свидание, люди станут совсем скрытными, будут бояться «засветить» свою ориентацию и уйдут из приложения для знакомства, станут безликими анонимами. Но нет, и это радует! Люди еще готовы знакомиться и встречаться, совсем не заметил снижения активности.)

Наблюдая как уезжают другие, я не мог не размышлять о собственной эмиграции, быть или не быть? Не быть. Нет желания постоянно жить в других, посмотреть можно, а жить не хочется.

Этот вопрос остро встал в первое время после объявления мобилизации. Я подлежу призыву, имею военно-учетную специальность в области радиосвязи, здоров. Было страшно, но не сильно долго. Хватило меньше недели, чтобы я понял, как я поступлю в случае призыва: откажусь воевать, если посадят, значит посадят. Лучше так. Сейчас страха больше не чувствую, привык, «Ко всему-то подлец-человек привыкает!» (Ф.М. Достоевский «Преступление и наказание»)

Если говорить про эмоциональный фон в общем, то очевидно наибольшие спады были в моменты объявления войны и в момент объявления мобилизации, потом настроение потихоньку улучшалось. Чаще всего, в последнее время, испытываю (в связи с СВО) гнев и раздражение, проявляется это в общении с семьей и родными, нет-нет да проскользнет «неудобная» тема, а мы в разных лагерях. В остальных случаях, в обычном общении с коллегами, просто знакомыми, выработалась (не только у меня, а во всем обществе) адаптация в общении, не разговаривать на «горячие» темы.

Гей, 1971 года рождения

Попробую кратко прокомментировать те изменения, которые произошли за 3 года во взглядах близких друзей из гей сообщества, и своих конечно тоже. Это достаточно тяжелый психологический труд, браться за который, откровенно говоря, не хотелось. Прямо внутренний протест. Ну потому что эти 3 года – очень сильно поломали всё вокруг – развели многих людей по разные стороны. И если 22-й был лично для меня просто долгим тяжелым шоком (драма с СВО наложилась на драму с мамой – я поссорился и почти разорвал отношения с родственниками), 23-й – в полный рост обозначил кризис самоидентичности в условиях тотальной цензуры (было просто не понятно – кто я теперь, если не могу говорить о себе и в чем полезность меня и смысл моей деятельности с сообществом), то вот наверное только в первую половину 24-го удалось как-то восстановиться и начать простую обывательскую жизнь в духе – уют в доме, финансовая стабильность, ничем не примечательная трудовая жизнь офисного планктона, дозирование новостей, полное игнорирование политики в частных разговорах и дистанцирование от нестабильных людей. А таких чем дальше, тем больше, и круг общения с сотни знакомых свелся к 10 старым друзьям и 10 коллегам на работе. Событийность жизни упала до прогулок в ближайшем парке, медиа пространство скукожилось до Юры Дудя, Ильи Варламова и Алексей Пивоварова.

Конечно, это медленно и почти незаметно влияет на внутренние установки, а вернее на моё поведение и полное отсутствие реакции на всё что связано с «либеральной повесткой» – начиная от бытовых проблем релокантов и заканчивая обменом политзаключенными. Как будто бы это совершенно иной мир, существующий где-то там в телевизоре, который не хочется включать и в заголовках новостей, которые исчерпывают себя первым абзацем. Подробности не интересны и не нужны.

Ок. Так работает психика, так я снова вынужден выживать, чтобы просто сохранить себя, не сойти с ума и посмотреть через пару десятков лет, если повезёт, чем закончится этот этап истории.

По сути, ничего нового, всё это уже было, нас всех как будто откинули куда-то в начало 80-х, только мне не 15 лет, а почти 55. И тяжесть бытия разгребают не мои родители, а я сам. В чем тяжесть? Нет перспектив – мы никуда не уедем, мы не будем путешествовать, все интересное с нами уже случилось в прошлой жизни. Как будто я уже готов выйти на пенсию и заняться цветами и корнеплодами, но вот только… утром надо встать и ехать на нелюбимую теперь работу.

Это контекст. Теперь изменения по вопросам в том порядке, в котором я нахожу свои голосовые комментарии 3-х летней давности.

Про камингауты: нет изменений – крайне спорная идея для людей старше 30-и и вредная для их родителей старше 60-и. Теперь ещё и опасная не только для ментального самочувствия, но и в плане репутационных рисков, и как следствие, для финансового положения семьи. Наверное, в нежном возрасте любящие родители и так чувствуют инаковость своих детей, так и раньше было, пусть они называют это талантом или особенностью, если внутри семьи её члены договорятся как жизнь с внешним миром – это будет грустная история одной семьи, но не смертельная. Cовершенно точно это будет лучше, чем декларация прав ЛГБТ для неограниченного круга лиц в социальных сетях с последующими репрессиями.

Про себя: раньше легко вступал в диалоги о своей гомосексуальности с новыми людьми, теперь делаю вид, что тема настолько избита, что и говорить тут не о чем. Ничего не комментирую в соцсетях, поудалялся из открытых тематических групп, стёр все переписки с неблизкими людьми, зачистил все посты в которых упоминаются слова ЛГБТ, МСМ, геи или гомосексуалы. Опасаюсь провокаций от незнакомых людей. Например, на прошлой неделе некто в Телеграме без аватарки, ссылок на друзей имел наглость спросить: «Работают ли в Новосибирске гей клубы, куда можно сходить?» Мой ответ: «Думаю, что таких клубов в РФ не существует».

Это можно воспринимать как возврат к закрытости, но таковы протоколы безопасности, а тот, кто их не понимает и не соблюдает – потенциально опасен для самого себя, и для всех контактов в записной книжке своего телефона. И конечно, встречаются люди, которые делают вид, что ничего не произошло и всё ещё готовы дискутировать о своих правах. Это горько и смешно одновременно. Простительно для пубертатной молодёжи, но отдает глупостью в среднем возрасте. Впрочем, это заметно мне, человеку, который успел пожить в позднем СССР. А вот те, кто взрослел в 90-е – решительно ничего не понимают. Примером такой бытовой глупости может быть нашумевшая история московского порноблогера Матвея USSRboy – парень хайпонул по полной (и потерял не только уважение к себе, но и всю аудиторию, слив контакты 25.000 подписчиков). А при чем тут порно?

На удивление порно – не попадает под общественно порицаемые пороки. Порно каналов в Телеграме стало в десятки раз больше, только они теперь и удерживают внимание геев. Не знаю как у других меньшинств с порно зависимостью, но у геев это прямо ментальный водораздел. И надо заметить, что Матвей не только порно контент снимал, но и был талантливым публицистом и отчасти провокатором по самым разным смежным темам. Но вот… нет теперь его в сетевом пространстве.

Логично подходим к вопросам о законах «о пропаганде нетрадиционных ценностей» и «признании международного движения ЛГБТ экстремистской организацией». Что тут сказать… логика законотворцев очевидна проста – иностранное финансирование образовательных программ и правозащитных инициатив конечно же подрывает устои и политику страны, в которой студенты (и люди старше тоже) не умеют писать заявление о приеме на работу или предоставлении отпуска за свой счет, не знают своих конституционных прав и неспособны понять налоговую систему. Управлять не очень умными людьми существенно проще. Самое интересное, что деятельность правозащитников за последние 20 лет слишком опередила потребности реальных геев и лесбиянок. Лет на 100. Достаточно было наладить локальные праздники и ритуалы и научить людей собирать взносы на эти праздники, чтобы не выполнять зарубежные гранты с опережающими темпами. В этом случаи любое городское гей-комьюнити могло назваться «Обществом здорового образа жизни», собираться в традиционных русских банях с вениками и паром и мало бы чем отличалось от какого-нибудь землячества Татар (Якутов или Бурятов), которые спокойно финансируется из муниципальных бюджетов и Фонда Президентских Грантов.

Самое интересное, что гей сообщества – где все люди друг с другом знакомы через одного на бытовом уровне ровным счетом ничего не потеряли – как собирались люди на день рождения, так и продолжают собираться в самых разнообразных местах. Традиционные плешки работают в теплое время года, мобильные приложения функционируют. И парни, которые умеют налаживать социальные контакты – спокойно себя чувствуют в своих локальных прайдах. Им не нужна никакая символика. У них нет потребности выносить на всеобщее обозрение свой образ жизни. И конечно, они ничего не знают о своих правах, но и правозащитников в свою компанию не пустят. Казалось бы – тупик… скорее всего просто потребности не созрели. Как и средний класс в России – не состоялся как социальное явление.

Следующий вопрос о традиционных ценностях – они по-прежнему крепки – но к зависти, и привычке считать деньги в чужом кармане, добавились доносительство и стукачество. Плюс чинопочитание (лизоблюдство) и беспринципные соглашательство к любым компромиссам и выгодам здесь и сейчас. Это про новояз в СМИ – где вещи давно не называют своими именами, это про двойные, а то и тройные смыслы в договорных отношениях, с обязательной коррупционной составляющий (откатами). Это и про рекорды в законотворчестве – которые похожи на очень злой цирк, где животных пристреливают, если бюджета не хватает на прокорм. Тоже ничего нового. Всё это было и 50 лет назад и ещё раньше, достаточно почитать Гоголя. Просто всё это перестало быть стыдным (а вернее лидеры общественного мнения больше не стыдятся быть очевидно глупыми и бредовым). А в общем перед кем стыдиться? – народ заявления на отпуск писать не умеет.

Как жить в таком обществе? – ответы давно готовы тремя волнами эмиграции в 20-м веке и трудами великих русских писателей. Люди, которые могут называть себя интеллигенцией или креативным классом умеют жить в таких условиях.

Что касается меня: я выбираю музицирование – купил синтезатор и тонну оборудования и просто ухожу совершенно в другое измерение долгими зимними вечерами. Такая внутренняя миграция от смыслов, но не чувств. Музыка для себя – универсальный язык выравнивания психики, в стране в которой все слова давно сказаны, да и говорить даже языком поэзии или драмы – уголовно наказуемо.

В предыдущих 2-х абзацах я ответил на вопрос о национальной идентичности (приятно заметить что моё мнение не изменилось) – люди здесь по прежнему делятся не по национальному признаку (и не по сексуальным предпочтениям – о них просто уже не говорят), а по социальным стратам (сословиям) – крестьяне-рабочие-клерки, мелкие купцы, творческая интеллигенция, госслужащие и элиты. Это традиционные механизмы для построения карьеры и выбора места в жизни, основанные на родственных связах. Однако появился очень заметный социальный лифт – армия – как способ поправить финансовую стабильность своей семьи (служба по контракту) или запомниться для односельчан в образе Героя. Соглашаются на такую службу только люди в очень бедственном положении из деревень и маленьких городов. Конечно, есть среди них и геи. И это тема очень разделила наше сообщество на 3 неравные части:

Президент прав, я готов к труду и обороне, если призовут
Я смогу реализовать себя и наладить свою жизнь в другой стране
Я делаю вид, что меня это не касается (и у меня пока хватает на это сил)

Я, как и большинство геев, отношусь к 3-й группе: Путинцев не комментирую и не жалею, релокантам помогаю чем могу, но тоже уже стараюсь держать дистанцию, с остальными надеюсь встретить старость. Мы – как трава, переживём и это.

Такая очень конформистская позиция, но спустя 3 года я перестал её стыдиться. Справедливость – весьма условное и манипулятивное понятие. Жалость к невинно убитым или ушедшим на СВО по глупости тоже заканчивается. Злость, за то, что нас лишили светлого настоящего и обре.кли на мутное будущее – проходит. Боязнь, что русских во всем мире будут помнить как непредсказуемых и не очень умных людей – уже прошла. Буду ли я чувствовать вину или коллективную ответственность за происходящее? – Да, наверняка. Должен ли груз этой будущей ответственности раздавить меня сейчас? – не думаю, что это здоровая идея. Но как пример из прошлого: до начала 90-х годов я очень осторожно относился к немцам и всему немецкому, а вот моя мама до сих пор боится немецких овчарок, а звучание немецкого языка неприятно нам обоим. Вряд ли мы думаем, что немцы – плохие люди в настоящем. Но совершенно точно, что-то похожее случилось и с ними почти 100 лет назад.

А где в этой картине мира геи? – в контексте происходящего наши проблемы яйца выеденного не стоят. Они пустяковые. Я стараюсь не общаться с людьми, которые этого не понимают. Нас нет, как социального явления. Мы – не видимы на ближайшие лет 20 (оптимистический сценарий).

Почему я чувствую себя наказанным, от того, что не могу съездить раз в 2 года в Барселону? Буду ли я согласен лет через 5 на посещение Крыма, который люблю с детства, но не посещал с 2014 года из принципиальных позиций как аннексированную территорию? Стоит ли передел миропорядка перечеркнутых жизней 3-х поколений 2-х братских народов? Как изменится мое отношение к гражданскому активизму?

Я не знаю.
Такие дела.

Бисексуалка, 1989 года рождения

Это записи из моего закрытого дневника об эмиграции.

3 апреля 2022

Вчера ходила в квир-клуб, вернулась прокуренной до трусов. Экзистенциальный опыт. Музыка мне не понравилась, от шоу я была в шоке! Пообщалась с теми, кто не упускали возможности ходить по квир клубам в юности, поняла, что мимо меня прошёл огромный пласт жизни. Но зато какие классные люди были в клубе! Добрые, открытые и очень дружелюбные.

***

С детьми ходили на День видимости транс*людей в 2 местные организации. Дети прозрели)) в хорошем смысле слова. Слышу, как меняется их манера говорить, раньше они четко делили людей на м и ж, а сейчас спокойно говорят «персона». Сколько я им говорила, сколько В. говорил – но именно видимость разнообразия гендерных идентичностей и просто настолько супер разных людей сделали всё вместо тысячи слов.

5 апреля 2022

Мы вчера купили наконец-то полотенца и постельное бельё. До этого у нас было одно полотенце на всех, дети первые дни спали на подушках от дивана. Потом мы спали просто без белья. Это знаете ли, унижает человеческое достоинство.

25 апреля 2022

Когда-то в другой жизни я собирала семью из трёх человек, включая младенца 1год 8 мес, в отпуск заграницу на 3 недели. Я была очень предусмотрительна, составила лучшие в мире списки (до сих пор с гордостью вспоминаю). Я паковала наши вещи с невероятным удовольствием и предвкушением.

В этой жизни я собирала вещи для семьи из 4 человек, включая двоих детей 8 и 10 лет. Написала «я собирала», но больше для красного словца. Мы собирались вместе с В. А я ещё попутно координировала сборы детских вещей со стороны С.

Я не составила ни одного списка! Более того, даже не воспользовалась интеллект-картой, которую составила много лет назад, и по которой можно собраться в любую поездку, – от однодневного тура в соседний город до переезда навсегда на другую планету.

Я была в таком ужасе, что накануне рейса испытала настоящий нервный срыв с истерикой, потому что внезапно в ночи за 10 часов до рейса вычитала, что для поездки в К. требуется нотариально заверенное разрешение второго родителя, если дети едут только с одним. «Шансы 50/50, мы либо вылетим, либо нет. В любом случае нас за это не посадят», – утешал меня В. Я позавидовала его спокойствию, являвшемуся, как выяснилось позже, защитным онемением чувств.

Мои руки перестали трястись только, когда огромный минивэн увёз нас и три чемодана из аэропорта в отель в самом центре Б.

***

Конечно, в прошлой жизни мои родители с радостью встретили объявление о поездке в Италию. Более того, они сами собирались в отпуск в Европу на машине и предложили встретиться там и потусить.

В прошлой жизни можно было:

забронировать и оплатить жильё на эйр бнб картой виза
поехать с этой картой и просто снимать деньги из любого банкомата
публично делать посты о сборах и выкладывать путевые заметки
знать, что это долгожданный отпуск
не работать, а наслаждаться морем и солнцем

В этой жизни можно:

Вытерпеть неприятный разговор с родителями на тему «куда вы поперлись с детьми в такое время, а как же С. [их отец]? Он что отпустил детей так просто?» и «ну ты и дура»
Никому, даже самым близким, не сообщать точный пункт назначения, дату рейса и примерное время пребывания
Снять временное жильё, используя режим «инкогнито» в браузере и через впн до кучи, стереть историю поиска после этого
Выйти изо всех чатов, стереть все документы и поменять пароли от всех аккаунтов
Лететь в отпуск для товарища майора, а для себя – в релокацию, неожиданную, внезапную и совершенно безрадостную
Снять наличку какая есть и забыть о кешбеке
Мучиться виной, что сидишь в безопасности в другой стране, когда одних твоих знакомых сажают в автозак, а других отправляют в бомбоубежище
Бояться каждого стука дома и перестать бояться, только прожив месяц на чужбине

А в остальном, прекрасная маркиза, всё хорошо, всё хорошо.

26 апреля 2022

Мне иногда интересно, как я буду вспоминать эти месяцы в Б.

А помнишь, мы роняя тапки свалили в К.?

Помнишь ещё перед этим сидели и документы уничтожали вместо шрёдера?

А я ещё говорила, зачем ждать, когда постучат в 6 утра?

А ты такой согласился, а я такая перед самым вылетом «я никуда не хочу лететь»

Но классно же в итоге получилось?

Надеюсь, что ответ будет «да».

22 июля 2022

Я всё ищу работу. Интересно, конечно, что по предыдущим моим занятостям мне так и не выплатили гонорары, на что я продолжаю надеяться? Но ещё меня больше терзает то, что если я найду работу здесь, то придётся оставаться на время контракта. А хочется домой. Что делать дома, какую работу искать в России? Всё, чем я занималась раньше, теперь подсудное дело

2 августа 2022

Вчера посмотрели выпуск «Редакции» про Екатеринбург. Нет слов, как я хочу домой!!

Я столько всего пропустила, вот взять хотябы про штрибана и хрюканину (пишу и ржу одновременно и хочется немного поплакать). Если вдруг кто, как и я не знали: Соловьев назвал Екатеринбург «центром мерзотной либероты». На что ему наш ебургский бард Новиков, ответил «Слышь ты, штрибан, ты фильтруй хрюканину насчет нашего города. А еще лучше закуси свое поганое жало»

15 августа 2022

Из последних новостей: я ужасно хочу домой.

Мы всё ещё не выбрали дату возвращения, и из-за этого немного тревожно.

Послезавтра я улетаю в Стамбул в командировку.

Кошку вылечила от глистов и практически избавила от блох.

Приготовила для В. веганский торт на день рождения.

Разрешила себе отдохнуть по-настоящему, а не лежать и судорожно тревожиться до вечера.

При этом я ищу работу в вялотекущем формате: напишу резюме – хорошо. Нет? Ну и хер с ним.

Но все мои мысли постоянно о том, как я наконец вернусь домой.

Я люблю свой дом, и Россия – моя страна, я не хочу никуда больше уезжать, и надеюсь не придётся. А если придётся, то я всё равно вернусь. И ещё всем сердцем обожаю Екатеринбург и Урал. В такой долгой разлуке это стало очень заметно.

16 сентября 2022

На К. напал Т. Второй день идут бои на границе. Всё как всегда плохо и по-военному: гибнут и страдают мирные жители.

25 сентября 2022

Собирались домой, а вместо этого третий день эвакуируем близких к нам.

11 октября 2022

С 21 сентября и до 7 октября пребывала в перманентном ужасе. Панические атаки, нарушения сна, тревожность пробивала насквозь.

Сначала за парней, как они пересекут границу, потом за съем отдельной квартиры для нас.

19 июня 2023

Пыталась погуглить «как жить с детьми на 2 страны». Никак блядь. Нет таких советов, нет такой информации.

24 июня 2023

Мы в прошлый раз собирались в Россию, началась мобилизация. В этот раз – переворот. Что сука дальше

19 апреля 2024

Дорогие, кто хотели бы увидеть меня лично. Анонсирую, что начиная с июля это будет практически невозможно. Поэтому пожалуйста, бросайте всё и летите ко мне в Б. Тут кроме меня сакура цветет

24 августа 2024

Сегодня ночью вылетаем в А. делать визы. Страница с эмиграцией в первую страну почти перевёрнута. Накануне я успела слетать домой и повидаться с семьёй. Очень надеюсь, что это было не прощание.

Как и два года назад вокруг нас раскрыли рты чемоданы, всё завалено вещами, гудит стиралка, но на сердце спокойнее.

Но как же, чёрт возьми, хочется домой в Россию.

Трансгендерный пансексуал, 1994 года рождения

Начало периода.

Имя: – (не выбрано)
Гендер: – (не определено)
Возраст: 27
Профессия: музейный работник
Статус в алфавитной мафии: Т
Whereabouts: только что переехал в Питер
Статы: большое депрессивное расстройство, недавно вышел из первого в жизни тяжёлого депрессивного эпизода.
Жизненные ценности: наука, просвещение, искусство, человеческая коммуникация, межкультурный обмен, благополучие человечества
Мечты: создание музыки, просветительского контента, популяризация российских социокультурных особенностей для англоязычной аудитории, создание новых смешанных жанров в искусстве, построение команды единомышленников

Итак, я молод душой, хоть и заметно потрёпан, снова могу есть, спать и чувствую себя человеком; полон понимания, как велик и широк мир и сколько прекрасного можно в нём испытать, когда тебя не терзает желание суициднуться. Впечатлённый близко прошедшей кончиной от позорных ментальных обстоятельств, я решил следовать пусть не за мечтой, но хотя бы за минимальными пожеланиями от жизни. И я поехал в Питер – поближе к культурно-музыкальной движухе, подальше от многих месяцев грязного снега и консервативной суровости Сибири. Волонтёрство в Кунсткамере. Встречи с единомышленниками. Даже мечты, которые я себе всегда запрещал иметь, перестали казаться глупыми миражами. Новые люди, иные события. Воздух другого вкуса и небо другого цвета. Свободное пространство, чтобы понять – это у меня снесло крышу или я действительно не цис?

Совсем недолго, но я был почти счастлив. А потом началась война.

Для возможных будущих исследователей. Всё, что будет написано дальше – не об исторических событиях, а обо мне. В событиях я не участвовал и даже не находился в их районе, не собирал, не проверял информацию и не проводил исследований как историк или социолог. Я пытался не сойти с ума.

Шок и неверие, в которых я пребывал, невозможно описать словами. Абсурдность идеи развязать войну вообще и с Украиной в частности не укладывалась в голове.”Утка, точно утка” – переговаривались вокруг. “Да зачем бы, не может такого быть” – слышно было от телевизора, по которому показывали шокирующие новости. “Происходящее”, как расплывчато называли творящийся на глазах пиздец, обсуждали все и везде – дети, взрослые, пенсионеры; разговоры было слышно в очередях, магазинах, транспорте, на улице, в школах и на игровых площадках. “Мы, может, поняли не так, он, наверное, что-то другое имел в виду” – сказал мой приятель, посмотревший по телеку речь Путина. Я же уже начинал понимать – это всё всерьёз.

На три месяца меня скинуло в депрессивный эпизод настолько тяжёлый, что я почти не мог встать с кровати. Парадоксальность и комический идиотизм происходящего переплюнули любую антиутопию – наверное, потому, что в книгах всё происходит в будущем, и происходящие бесчеловечности гладко ложатся на аккуратно, по всем правилам промытые мозги. У нас же идеологическая перепрошивка происходила постфактум, по живому, как свежий дымящийся асфальт, положенный прямо в лужу. А может, дело было в том, что речи и статьи сопровождались первыми кадрами с человеческими трупами. В пабликах гуляли фотографии кровавых луж и мёртвых тел на дорогах, официальные новости, не стесняясь, показывали виды обстрелянных улиц и пробоин в стенах панельных домов. Улиц и домов, построенных в советское время, точно таких же, как у нас. Мне казалось, что реальность разваливается на куски.

С хронологией дальнейших событий у меня не очень: полтора года слиплись в один неопрятный комок времени и событий, которые не хотелось проживать. Закон о дискредитации вооружённых сил, тюремные сроки за слово “война”. Разгоны митингов, которые перестали маскировать под ненасильственные. Гордый Кадыров и его пышущие энтузиазмом убивать “добровольцы”. Подумать только, совсем недавно мем “чё там у хохлов” и шутки про блины с лопаты казались нам смешными. По всему миру начались гуманитарные фандрайзинги. Мне отчаянно, даже несколько самоубийственно хотелось хоть что-то сделать, но сделать ничего было нельзя. Вокруг продолжали шутить, один другого чернее, чтобы хоть как-то держаться.

С поводка спустили цензуру. Блокировка всего, что только можно, даже нейтральных иностранных источников, ускорилась, как на допинге. Изоляция тиктока, англотвиттер, призывающий разбомбить всех русских, и рутвиттер, визжащий в агонии горящего дискурса. Закрытие только начавших работать в России Spotify и Netflix, изъятие музыкального контента с российских стриминговых сервисов. Все достижения по межкультурному взаимодействию, созданные трудом сотен тысяч людей и миллиардами рублей, горели в огне. Я чувствовал себя отрезанным от мира, как больной проказой в огороженной красными флажками резервации.

На пинках друзей, почти не соображая, я дополз до психиатра, который разом задрал мне дозировку антидепрессантов. Я вылезал из депрессивного эпизода, цепляясь зубами, и жил на надеждах. Сначала надеялся, что, не получив чего хочет с наскока, хренов кровосос отступится и все в мире быстренько сделают вид, что ничего не было. Потом – что, завязнув на середине пути, он удовлетворится тем, что успел схватить, и всё закончится. Следом – что санкции и угрозы других стран смогут продавить российских олигархов, и мы останемся в глазах остального мира слабыми, стрёмными, кругом виноватыми, но раз прогнулись, то можно немного и общаться. Дальше думал, что уже хрен с ним, пусть захватит Украину, сыграет в референдум и создаст зависимое правительство, только бы прекратили убивать. Потом – что сейчас войну совсем проиграют, и может быть… под вождём чуть покачнётся трон, и он будет вынужден пойти на уступки. А потом объявили мобилизацию, и всё внутри меня рухнуло. Стало ясно, что поганый чёрт не остановится. Разорит и опозорит нас и нашу страну, будет уничтожать украинцев, докуда хватит рук, насильно приволочёт и уложит в землю всех своих, будет лгать, ухмыляться, травить людей пропагандой, бросаться оскорблениями, куражиться и творить кромешную тьму, но не отступится. Потенциальные солдаты войны хрен знает за что кто философствовали, кто гордились, кто разбегались. Из расположения срочной службы втихаря звонил мой друг, и я слышал в его голосе тщательно спрятанный страх. В тот период я испытывал настоящую ненависть.

Митинги возобновились с новыми силами. Люди не хотели уходить на фронт и не хотели отпускать туда родных и друзей; среди толпы молодёжи на видео с митингов стали особенно заметны женщины средних лет с испуганными и ненавидящими глазами. Силовики, в свою очередь, окончательно перестали стесняться камер – разгоны стали ещё жёстче, публиковали уже жуткие фотографии избитых женщин и статьи про попавших под руку и дубинку журналистов. Пойманным на митингах вручали внеочередные повестки, раздатчики “писем счастья” дежурили на станциях метро и ловили случайных прохожих – истории про охоту на военнообязанных звучали как дурной анекдот из сети, но их подтверждали слишком много реальных людей. Я боялся выходить из дома, хотя мне не грозило ровным счётом ничего – мне было страшно стать свидетелем происходящего, казалось, меня на атомы разорвёт, или я брошусь на полицаев, если своими глазами увижу выдачу смертельного билета.

Генеральная линия нынешней пропаганды начала отравлять людей ещё лет за десять до войны, но с её началом промывание мозгов пошло ва-банк. Милитаризм, антизападность, яростная гомо- и трансфобия, культ “традиционных ценностей” и параноидальная ненависть к абстрактным “врагам” превратились из сомнительного тренда в защищённую законом и силовиками святую истину. Сроки за дискредитацию ВС РФ, измену родине и оскорбление президентского достоинства, статусы пропагандистов и иноагентов раздавали, как горячие пирожки. Вышел открытый список “нежелательных” музыкальных исполнителей, куда попали все, кто хоть что-то публично сказал о несогласии в войной или солидарности с населением Украины.

Когда-то в детстве я прочитал “Остров доктора Моро” и долго не мог спать от ужаса. Герой рассказа остался на почти необитаемом острове в обществе жертв вивисекции и сошёл с ума от зрелища “людей”, медленно превращающихся в животных. Его спасли, и он вернулся домой, к семье, только чтобы дожить остаток жизни в агонии своего безумия, терзаемый страхом, что люди вокруг него снова начнут терять человеческий облик. Кажется, тогда я точнее смог представить, что он чувствовал.

Пока на фронте брат шёл на брата с винтовкой и ракетами, внутри общества началась своя, короткая и кровопролитная война за идеологический гомеостаз. Было по-настоящему страшно. Любой, самый адекватный, образованный, уравновешенный вроде бы человек мог превратиться в одержимое лозунгами жаждущее крови существо. Твой сосед, отец, лучший друг. Мать, сестра, научрук, начальник, коллега, жена.

Человека, которому месяц назад ты бы доверил свою спину, сегодня можно было не узнать. Сунувшись проверять в соцсетях, не зацепило ли мобилизацией моих старых знакомых, я обнаружил, что на страницах некоторых словно блеванули полупереваренной телепрограммой военные рекрутёры. Один из тех, кого я знал, с кем пил за одним столом, ушёл добровольцем. В соцсети я после этого заходить почти перестал.

Я нанёс краткий визит родителям. Почти с порога услышал от них про “а то бы на нас напали” и “хохлы оборзели”, про суверенность, американцев и прочий какой-то бред. “Но ведь убивают там, людей убивают” – неверяще ответил я. “Ну значит другого выхода не было” – со спокойной уверенностью ответил мне отец. Слова, которые я всегда так легко находил для любой дискуссии, застряли тогда у меня в горле, а в груди словно разбили что-то из полого стекла. Я не мог поверить в то, что услышал это от людей, которых любил.

Период яростных конфликтов по ощущениям длился недолго. Пораспадались семьи и браки, были изгнаны из дома некоторые дети, поразрывались горизонтальные и вертикальные связи.

Менее склонное к радикальным мерам большинство приучилось говорить “да чего там обсуждать, и так ясно всё”, подразумевая, что это “ясно” у всех общее и точно зная, что это не так. Статус кво был восстановлен, условное равновесие достигнуто, люди обзавелись часто парадоксальным двоемыслием и многозначительным новоязом, границы внутри социума стали жёстче и непроходимее, а люди – подозрительнее и злее.

Грязь и ужас творимого правительством как будто запачкали и меня тоже. Все мои ранние усилия на научной стезе, мой вклад в общество, в развитие, даже налоги, которые я платил – всё делало меня соучастником происходящего. Я метался, как обложенный флажками волк, и не находил из этого никакого выхода. Ощущение причастности к богопротивному насилию над умами и жизнями людей было невыносимым, мне хотелось выпрыгнуть из собственной шкуры, из реальности; я был на расстоянии волоса от совершения какого-нибудь непоправимого идиотизма.

С рынка начали пропадать попавшие под санкции товары и услуги. Проправительственно настроенные сограждане презрительно фыркали и говорили что, мол, обойдёмся; из новостей им радостно поддакивали дикторы и ораторы. На просторы соцсетей высыпали тысячи ботов, отпускающих однообразные реплики про традиционные ремёсла, подъём отечественной экономики после изгнания с рынка иностранцев и оздоровление населения с исчезновением фастфуда. Мой друг (вместе с тысячами своих коллег) остался без работы – компания, которой он отдавал все свои силы на протяжении семи лет, ушла из России. Следом работы лишился ещё один, и ещё; другой, преподаватель, рассказал, что его, видимо, скоро уволят, потому что родители его студентов написали на него донос. Мне казалось, что я слышу метафизический треск, с которым ломается заботливо выстроенное, исправно работавшее долгие годы, и противный шорох, с которым растёт энтропия. Все знакомые молодые айтишники (многие вместе со своими компаниями) переместились за пределы страны; единственный оставшийся рассказал, что зарплату теперь получает через три границы и две конвертации валюты.

Начали расти цены. В магазинах техники и электроники в какой-то период совсем убрали ценники из-за непредсказуемых скачков курса валют. Начальница мастерской, в которой я работал, каждую неделю обнаруживала, что очередные нужные нам материалы больше не продают. Зарплаты, вполне нормальной по меркам Питера, перестало хватать на лекарства, и я взял подработку. Дозу антидепрессантов ещё увеличили, но запасы моих сил продолжали таять, и я начал чувствовать, что не уже успеваю их восполнять. Любые новости: мировые, внешне- и внутриполитические, региональные и личные были плохими. Я насчитывал месяца подряд, когда не получал ни одного хорошего или хотя бы не плохого известия.

Все выработанные способы поднятия духа и восполнения ресурса перестали давать эффект. Я полностью перестал заходить в соцсети, шарахался от любого новостного контента, обрывал разговоры, если мне пытались рассказать какие-то известия “снаружи”. Большинство тех, кто первые месяцы после начала войны горел в том же огне, что и я, со временем как-то приспособились, привыкли к тому, что теперь мы живём с ней. Я ждал и ждал, когда же отпустит и меня, но меня не отпускало. Присутствие войны в реальности я ощущал постоянно, война была в каждой мелочи нашей новой жизни. Агитационные плакаты, баннеры в метро, перебрасываемые вояки на вокзалах и в аэропортах; логотипы закрывшейся Икеи на посуде в кафе, очередные исчезнувшие из Яндекс музыки треки, буквы Z на машинах и футболках сторонников войны. Мемы, похожие на артефакты прошедших веков, и кажущиеся нереальными воспоминания – Монстрация, концерты, танцевальные флэшмобы, подумать только, флэшмобы! Я случайно наткнулся на видео, и зрелище доброй сотни людей, танцующих под корявую аудионарезку на городской площади – без автозаков, без оцепления и ограждений, без бронированной консервной банки ОМОНа – выглядело как фэйк.

Бешеный законодательный принтер продолжал выплёвывать новые листы с жутким содержимым. Запрет пропаганды ЛГБТ среди совершеннолетних, заблокированные в сети фильмы и аниме, изъятые из продажи книги – в моей голове всё это откладывалось уже автоматически. Раньше я думал, что “разучиться удивляться” – это просто фигура речи, а теперь это случилось и со мной. Что бы ещё ни придумали наверху, я уже не мог удивиться, даже если и хотел бы. Я начал избегать общения с людьми – они все ещё что-то чувствовали, ещё могли возмущаться новыми выходками правительства и искренне интересовались, как у меня дела; коллега на работе рассказывала, как дела у её младшего брата, которого забрали на фронт с предпоследнего курса военной академии, и я не хотел знать. Я перестал куда-то ходить и писать своим друзьям из других городов; начальство постепенно наливалось негодованием, потому что на работе я постоянно сидел в наушниках. Друг, с которым мы делили квартиру, тщетно пытался меня растормошить – мне было очень жаль, но я больше не чувствовал себя тем человеком, который с ним подружился. Душевные силы продолжали таять, и взять их было неоткуда.

В этот период я прошёл комиссию и получил справку. Вернувшись домой из Москвы с заветным документом в кармане, я не испытал ни капли радости или хотя бы облегчения: что-то внутри подсказывало мне – я съездил зря.

Начало ЗГТ, короткий период осторожной надежды на хорошее – и нас всех настиг закон о запрете перехода. Кусок времени, когда можно было запрыгнуть в последний вагон уходящего поезда смены документов, я провёл в панике, сжигаемый противоречивыми порывами. Я ещё не выбрал себе новое имя, я даже ещё не сделал каминг-аут родителям… Как ни стыдно мне признаться, я просто зассал. Что зависну посередине процесса, когда закон примут, и я влипну в крупные неприятности. Испугался военкомата, хотя и понимал, что на фронт меня не отправит даже последний дегенерат – ссыканул просто самого процесса разбирательств, который по причине мобилизации явно будет более жёстким, чем в обычное время, унижений, прилюдных раздеваний, возможного задержания. Испугался, что в какой-то момент для военнообязанных всё-таки закроют границу, и тогда, если “охота на пидорасов” пойдёт дальше, даже не сумею сбежать. Стыдно за это мне и по сей день.

Я никогда не хотел уехать, даже когда государственный маразм достиг угрожающей стадии, мне всегда хотелось остаться. Делать добро и бросать в куда попадёшь. Просто что-то делать, не бросать своих, которые тоже барахтаются в этом океане из дерьма. Казалось, что искать где получше – это не для меня, и нужно делать получше то место, где я есть. Идеалистом я был, в общем. После начала войны я дал себе зарок, что решусь уехать, если примут ещё один дискриминационный закон против ЛГБТ. Потом, когда его приняли – что уеду, если что-то будет угрожать моим жизни, здоровью или свободе. После запрета перехода наступил именно этот случай, но я всё никак не хотел смириться. Если сначала мне казалось, что мир сошёл с ума, то теперь было ощущение, что мира больше нет. И я честно не знал, можно ли от этого уехать. С другой стороны, я был таком отчаянии, что готов был поверить даже в мифическое спасение от бед, которое возможно в стране без диктатора, сломанной экономики и поехавших законов.

Цены на всё подряд, от продуктов до медицинских услуг, продолжали расти. Зарплаты и вместе с подработкой перестало хватать; нужно было отказаться или от жилья, или от еды, или от лекарств – все остальные расходы давно были истреблены, и я уже с полгода всё больше и больше экономил на продуктах. Вторая подработка гарантированно отправила бы меня в больничную палату, ибо истощение душевных сил уже полгода как настойчиво сигнализировало о себе соматическими симптомами, из-за которых я даже несколько раз не смог выйти на смену. Работу (а вернее, зарплату) нужно было менять, и на это я тоже никак не мог решиться.

Не мог решиться уехать, сменить работу, как раньше не решился сменить документы, каминг-аутнуться родителям, участвовать в митингах… Закон о признании несуществующего “международного ЛГБТ движения” экстремистским не вызвал во мне совсем никаких чувств, кроме ощущения очередного плевка в лицо и вялого удивления, что ещё остались люди, не ожидавшие такого от правительства. Я же вообще не ожидал больше ничего.

На самом деле, по сравнению с многими, мне ужасно, преступно повезло. Повезло найти хорошего психотерапевта, не потерять друзей, не вылететь с работы, не оказаться в призывных списках или зоне бомбёжек. У меня не убили никого из близких, и от меня не отказались родители – ни после срачей за войну, ни после каминг-аута.

На другой чаше весов – объективный ущерб. Всё это время мне было страшно жить. Исчезло ощущение, что впереди есть какие-то цели, ради которых стоит стараться; всё, что я наиболее ценил в своей жизни и нашем обществе, было уничтожено. Мои желания, творение чего-то, человеческие взаимодействия, сотрудничество, образование и наука, музыка – всё отодвинулось так далеко, что не видно из-за горизонта. За два с половиной года я словно постарел на десяток лет, догнав свои календарные почти тридцать; тысячи часов моей жизни и всё, что я успел в ней понастроить, внаглую сожраны бессмысленным механизмом по превращению человеческих душ в говно.

Последний период, продолжающийся по сей день, происходит под лозунгом “сгорел сарай – гори и хата”. Я вытащил на свет Божий всё цели, которые у меня когда-то были, и собираюсь сделать вид, что всё ещё верю в их достижимость. И всё-таки собираюсь уехать. Если я не выдержу больше и пойду ко дну – то пусть хотя бы там, где считаюсь человеком.

Конец периода.

Имя: – (не выбрано)
Гендер: М
Возраст: 29
Профессия: –
Статус в алфавитной мафии: Т
Whereabouts: ? (не определено)
Статы: КПТСР, генерализированное тревожное расстройство, рекуррентная депрессия
Жизненные ценности: коммуникация, межчеловеческий резонанс, гармония, искусство, познание мироустройства
Мечты: нахождение единомышленников, развитие своих способностей, преобразование людских душ, снова стать человеком

Бисексуалка, 1988 года рождения

за время с начала войны и после принятия закона о запрете «экстремистского движения лгбт» жить, с одной стороны, стало еще страшнее. с другой, появилось в чем-то больше смелости. не хочется сдаваться, бояться и прятаться тоже не хочется. правда как проявить это нежелание прятаться, как показать, что мы не сдаемся я не знаю. стараюсь не бояться внутри и не терять достоинства и внутреннего ощущения, что со мной все нормально, это с миром вокруг все не очень хорошо. потому что, конечно, когда на уровне страны говорят, что ты «запрещенный» – легко поверить, что с тобой что-то не так и люди имеют право отменять, наказывать, запрещать тебя и твои чувства. но это не так. не имеют права. и считаю важным помнить об этом и напоминать остальным.

из показательных примеров повседневных изменений – недавно с подругами вечером были в парке. я стояла, положив руки на плечи одной из них, пока та сидела на лавочке. подошел мужчина и стал что-то снимать на телефон – то ли нас, то ли не нас, было непонятно. но стало все равно тревожно потому что даже такой простой физический контакт совершенно без сексуальной подоплеки теоретически можно выдать за «пропаганду» при желании. что тогда говорить об открытых проявлениях симпатий (например, поцелуи, прикосновения. хотя они давно под запретом в публичном поле, да никогда и не были «разрешены» – пристать с вопросами, непрошеными комментариями и агрессией мог любой прохожий. так часто случалось и 15-18 лет назад, в «беззубые» по нынешним меркам времена).

с девушками с целью романтических отношений я не пыталась знакомиться с 2022 года. во-первых, совершенно непонятно где это делать – зарубежные дейтинг-приложения ушли из страны, во-вторых, в оставшихся в России это небезопасно это делать. в частных контактах стараюсь быть по-прежнему спокойно-открытой (в том смысле , что информация о моей ориентации – не первое, что я сообщаю при знакомстве с людьми, но в безопасной обстановке не скрываю этого).

хочется пожелать себе и другим не терять себя, верить в любовь и обязательно помнить, что с нами все в порядке – мы просто люди, а не несуществующее «экстремистское движение». и когда-нибудь это все закончится.

В продолжении темы

25 сантиметров «мужского счастья»

От стыда к гордости – откуда появился «Месяц гордости»?

«Е..сь как хотите». Tinder уходит из России

Юля и Полина — эмиграция в Париж во время войны

Война и квир: размышления ЛГБТ+ людей о том, как изменилась их жизнь после 24 февраля 2022

Моя предыстория

Эмиграция

Как я встретила войну

Слово участникам

Гей, 1988 года рождения

Трансгендерный бисексуал, 1987 года рождения

Лесбиянка, 1982 года рождения

Бисексуалка, 1993 года рождения

Трансгендерный бисексуал, 1975 года рождения

Гей, 1999 года рождения

Бисексуал, 1993 года рождения

Гей, 1971 года рождения

Бисексуалка, 1989 года рождения

3 апреля 2022

***

5 апреля 2022

25 апреля 2022

***

26 апреля 2022

22 июля 2022

2 августа 2022

15 августа 2022

16 сентября 2022

25 сентября 2022

11 октября 2022

19 июня 2023

24 июня 2023

19 апреля 2024

24 августа 2024

Трансгендерный пансексуал, 1994 года рождения

Начало периода.

Конец периода.

Бисексуалка, 1988 года рождения

В продолжении темы

БУДЬТЕ В КУРСЕ В УДОБНОМ ФОРМАТЕ

Моя предыстория

Эмиграция

Как я встретила войну

Слово участникам

Гей, 1988 года рождения

Трансгендерный бисексуал, 1987 года рождения

Лесбиянка, 1982 года рождения

Бисексуалка, 1993 года рождения

Трансгендерный бисексуал, 1975 года рождения

Гей, 1999 года рождения

Бисексуал, 1993 года рождения

Гей, 1971 года рождения

Бисексуалка, 1989 года рождения

3 апреля 2022

***

5 апреля 2022

25 апреля 2022

***

26 апреля 2022

22 июля 2022

2 августа 2022

15 августа 2022

16 сентября 2022

25 сентября 2022

11 октября 2022

19 июня 2023

24 июня 2023

19 апреля 2024

24 августа 2024

Трансгендерный пансексуал, 1994 года рождения

Начало периода.

Конец периода.

Бисексуалка, 1988 года рождения

В продолжении темы

Не пропусти самые интересные статьи «Парни ПЛЮС» – подпишись на наши страницы в соцсетях!

Facebook | ВКонтакте | Telegram | Twitter | Помочь финансово

Яндекс.ДЗЕН | Youtube

БУДЬТЕ В КУРСЕ В УДОБНОМ ФОРМАТЕ

Поиск по сайту