Как и другие стигматизируемые группы, геи и лесбиянки во многих отношениях являются «детьми стыда». Многие из их личных историй отмечены периодами беспокойства и дискомфорта, которые демонстрируют трудности жизни в гетеросексуальном мире, состоящей из повторяющихся унижений, иногда реальных, иногда воображаемых; иногда открытых, иногда секретных.
Геи и лесбиянки сталкиваются с безжалостным и жестоким обращением со стороны общества и сталкиваются с растущим осознанием принадлежности к классу «неподходящих» людей, которых общество не хочет, о чем им напоминают ежедневно. Стыд – это чувство уязвимости, которое универсально, но не одинаково для всех категорий людей. Теоретически мы все равны перед лицом стыда, но в реальном социальном мире одни более «равны», чем другие. Именно в этом неравенстве хрупкости и уязвимости социальных групп можно выделить четкий политический анализ стыда, а также его стратегическую функцию в гетеросексистской экономике.
Стыд – это один из самых мощных механизмов, с помощью которого социальный порядок удерживает нас на предполагаемом месте в обществе, либо не позволяя «нормальным людям» сбиться с «правильного пути», либо провоцируя «ненормальных людей» прятаться и оставаться вне поля зрения, публично не признавая свою принадлежность к социально нежелательной категории. Гомосексуальный стыд может существовать даже у самых счастливых и гордых тем, что у них он отсутствует: они могли страдать от него долгое время, но, вот, он не проявляется многие годы, а потом, в самый неожиданный момент, когда человек был уверен, что гомосексуальный стыд давно преодолён, он возвращается (и остается с ними до самой смерти). Как пишет Дидье Эрибон: «В конце каждого предложения всегда есть рана, которая может открыться снова; новый стыд, который может поглотить меня, или старый стыд, возвращающийся на поверхность». Как политическому результату коллективного угнетения, воспроизводимому в серии повседневных взаимодействий, стыду, от которого страдают геи и лесбиянки, нельзя противостоять никак иначе кроме как последовательного коллективного сопротивления: это механизм, часто слишком прочно закрепленный в наших телах, нашей субъективности и объективной структуре гетеросексистского общества, чтобы от него можно было просто отказаться индивидуально.
Стыд: политический результат угнетения
Как и любое чувство, даже самое личное и интимное, стыд не падает с неба: это часть телесной экономики, которая есть политическая экономия. Чтобы «удерживаться в своем существовании», любой экономический и социальный порядок (капиталистический, расистский, сексистский или гомофобный) должен быть признан в качестве легитимного, а для того, чтобы сохраняться с течением времени, он должен быть интернализован, усвоен теми, кого он порабощает.
Гетеросексистский порядок существует согласно этому правилу; если бы он был основан исключительно на интеллектуальных и риторических основаниях, он не имел бы большого влияния. Из-за стыда «объективная» сила гомофобии на самом деле основана на конкретной реальности: люди – это не чистые духи, парящие над обществом, а состоящие из плоти и крови, социализированные тела, с приобретенными рефлексами и сознательными предрасположенностями, что делает их более или менее управляемыми. Именно эта фундаментальная «телесность» позволяет гомофобии функционировать. Таким образом, из-за стыда или страха, из-за навязанной или самостоятельно на себя взятой осмотрительности или даже из-за ощущения смехотворности и неуместности, собственное подчинение гетеросексистскому порядку может происходить против собственной воли, не имея какой-либо силы изменить это. Все эти социальные эмоции могут возникать в нас и действовать против нас, казалось бы, против нашей воли, используя «скрытые соучастия» (используя концепцию французского социолога Пьера Бурдье), которые наши обусловленные тела поддерживают в соответствии со степенями плотности и иерархиями доминирующего общества.
Нет необходимости представлять себе гомофобный заговор или циничную организацию угнетения, чтобы понять, как это явление возможно. Фактически, будучи проинструктированными о неравенстве мира, гомосексуалы мысленно и физически предрасположены к признанию его социальных разделений и структур управления, тем самым (парадоксальным образом) наделяя гомофобию частью той власти, в которой она упражняется на них.
Лесбиянки и геи: между стыдом и гордостью
В стыде тело в некотором смысле «предает» душу, заставляя гей-субъекта воспринимать себя глазами других (реальных или предполагаемых), то есть, в конце концов, через гетеросексистское видение мира. Долговечная и стойкая сила стыда в жизни геев и лесбиянок проявляется в том, что их тела часто остаются в чулане намного дольше, чем их воля. Человеческое тело, которое позволяет нам открываться миру, чтобы понять его и действовать в нём, также является органом, который в то же время делает нас уязвимыми для него: именно благодаря этому допущению я уступаю преобладающему социальному порядку («Это сильнее меня»), давая структурам и агентам гомофобии силу пробудить мой стыд самым несвоевременным образом, в то же время я очень хорошо знаю, что я «не должен стыдиться» больше, чем я «не должен стыдиться в любом случае».
Стыд питается ненавистью к себе, которая выходит за рамки этих гей-субъектов, потому что она никогда не бывает полностью индивидуальной или полностью сознательной; это создаёт условия для слияния с изначальным пренебрежением, направленным на них со стороны других. Но эта гомофобия усваивается как «страх перед другим внутри себя», что не ограничивается разжиганием стыда в социальном и психологическом пламени: она также часто проецируется как «ненависть к себе в другом», то есть неприятие гомосексуалов помимо себя, несмотря на общую стигму (или, скорее, из-за неё). Стыд не только «дисциплинирует» тех, над кем поочерёдно доминирует, изолируя их от «священного» общества, он также может разделить их между собой, затрудняя их взаимную идентификацию и, следовательно, их политическую мобилизацию. Стыд способствует изоляции, которая, в свою очередь, способствует стыду: без сознательного намерения это делать гетеросексистский мир на удивление эффективен.
Стигма и стыд
Майкл Уорнер в своей книге «Проблемы с нормальным» проводит различие между стыдом (касающимся только действий) и стигмой (затрагивающей сущность бытия людей в соответствии с определением их социальной сущности). Игнорирование этого привело бы к стиранию различий между добровольной трансгрессией нормального, универсального человека, который доволен жизнью в рамках своих социальных или сексуальных ограничений, и презрением к стигматизируемой личности, помимо самих действий, которые она совершила или в которых была обвинена, и кто принимает, иногда на всю жизнь, позорную идентичность, навязываемую ей. Стигма – это форма фундаментального и постоянного стыда, который заражает действия еще до того, как они действительно существуют; между трансгрессией и унижением существует такая же политическая дистанция, как и между свободным общением с непристойным и простым фактом отождествления с непристойным со стороны общества.
Что такое шейминг?
Такое различие, однако, не должно игнорировать распространенное (по крайней мере, в западном обществе) метафизическое видение мира, которое понимает действия социальных субъектов как раскрытие их внутреннего «я». В реальности влияние стыда всегда превышает воздействие действий, которые могли его вызвать; постыдный акт тогда становится взаимозаменяемым с сущностью (или образом) его автора. И наоборот, категории стигматизируемых личностей, такие как геи и лесбиянки, осознают свою структурную социальную хрупкость, которая делает их уязвимыми для ситуаций и взаимодействий, в которых эта незащищенность может быть активирована и использована. Стыд, испытываемый гомосексуалами, усиливается стигмой, связанной с их социальной идентичностью.
Стыд: телесная эмоция
Стыд, как типично телесная эмоция, на самом деле является следствием противоречивой ненависти, присутствующей во всех формах расизма, когда люди критикуют кого-то за его собственную природу (которую он не может контролировать), так что затем он винит в этом себя, одновременно подтверждая, что он сам не несет за это ответственности.
Гомофобия как сексуальный расизм имеет в своей основе своего рода оксюмороническую концепцию: гомосексуальность как аморальная патология, в соответствии с которой гомосексуал – неисправимый человек, подлежащий исправлению (что подтверждается реакцией на СПИД как на постыдную болезнь). Как следствие, мы понимаем, что стыд отягощается этим парадоксальным ощущением, что мы виноваты, ничего не сделав, мы чувствуем себя просто «не на своем месте», опозоренными собственной сущностью. Эта эмоция, трагическая по своему значению, становится гораздо более интенсивной и жестокой, когда, как это часто бывает, к этому добавляется осознание того, что к собственному предательскому стыду добавляется позор извне.
Когда стыд возникает из-за преднамеренного или непреднамеренного действия самого себя или других, он выражается в ощутимых проявлениях уязвимости и бессилия, таких как покраснение, потливость и дрожь. Эти проявления представляют собой настоятельное и неудержимое желание исчезнуть с социальной сцены, сбежать и спрятаться; и определенным образом подавить себя: если не перестать быть совсем, то, по крайней мере, перестать быть именно здесь. Другими словами, стыд ловит гомофобную стигму на словах: поскольку для этого общества «неправильная» сексуальная ориентация делает всё существование человека более неуместным, и, следовательно, это существо ищет способ отказаться от себя в трагической попытке регресса. И поскольку это существо неотделимо от своей кожи, тело пытается достичь этого регресса (сделать себя маленьким; быть сдержанным). Симптомы стыда выражают неспособность человека достичь этого регресса. Каждый в то или иное время может оказаться в такой всеобъемлющей и унизительной ситуации. Но для многих геев и лесбиянок, особенно тех, кто не живет в крупных городских центрах и их защищённых сообществах, это реальная жизнь. Ещё до того, как стать ситуативным, гей-стыд – это экзистенциальный стыд.
Избавление от социального проклятия – «стыда» за любовь к парням
Кроме того, стыд, испытываемый геями и лесбиянками, является чем-то более конкретным, чем унижение, которому подвергаются другие категории тех, кто находится в социальном или экономическом подавлении. Это не ограничивается чувством социальной неадекватности или демонстрации отсутствия вкуса или комфорта в социальных и семейных ситуациях, но это также болезненное осознание того, что даже в режиме jouissance (фр. удовольствие, наслаждение в терминологии Жака Лакана – прим. перев.) он ненормален; то есть в положении, связанном с утратой и отсутствием контроля, в результате чего субъект наиболее уязвим в своей человечности (а если это мужчина, то в своей мужественности). При этом предполагается, что именно этот способ jouissance определяет в соответствии с доминирующим «режимом истины» (по определению Мишеля Фуко) сущность человека. Конечно, в этом внимании к jouissance нет ничего «естественного»: напротив, это политическая конструкция, которая эксплуатирует историческое развитие скромности (без скромности нет ничего постыдного) в «цивилизованных» обществах, чтобы отбросить практики и людей, не подпадающих под доминирующее определение нормальности.
Стыд, таким образом, является тотальным и умаляющим одновременно. Гомофобные установки сводят гей-идентичность к ориентации, которая является исключительно сексуальной. Также гомофобные установки делают сексуальное источником всех действий и мыслей геев и лесбиянок, при этом сексуальное рассматривается в терминах тенденций и побуждений, которые всегда более или менее связаны с действиями животных. Таким образом, всё их существо идентифицируется как своего рода «извращенное влечение». Вот почему гомофобия считает их не только социально неадекватными, но и, возможно, даже преимущественно нескромными. Для гетеросексистского общества гомосексуалы являются своего рода «странствующими провокациями»: из-за того, что их сексуальность неправильна, гомофобные установки сводят их к ничему, кроме их сексуальности, и тем самым умножают неприемлемость ненормальности непристойностью эксгибиционизма (навязанного пытливым и лицемерным взглядом моралистов и власти предержащих). Из-за такого пристального внимания гомосексуалы находят себя лишенными своей приватности, частной жизни, их интимные отношения существуют только для того, чтобы их высмеивали и символически выставляли в качестве отрицательного примера. Независимо от того, какие предпринимают действия – иногда доходящие до крайности – геи и лесбиянки для «десексуализации» своей идентичности, конечный результат всегда один и тот же: само их наличие бросает вызов приличию и «хорошим манерам», является предметом для оскорблений, если не для открытого насилия.
В контексте того, кто находится «не к месту» по отношению к системе «нормативного» сексуального развития, и в то же время сведен к животному и сексуальному влечению, сталкиваясь с обществом, в котором «процесс цивилизации» (отсылка к работе социолога Норберта Элиаса «О процессе цивилизации», в которой он показывает как исторически развиваются формы выражений индивидуальных аффектов и чувств в зависимости от различных стадий развития общества – прим.перев.) как раз стремится подтолкнуть телесные сексуальные влечения обратно в сферу интимности и приватности (т.е. скрыть), гомосексуальный стыд тогда становится привилегированными взаимоотношениями с чувством не только того, что ты являешься грязным, но и того, что ты являешься грязным на публике, то есть в неподходящей и шокирующей ситуации. Гомофобный мир проецирует свою непристойность и очарованность вуайеризмом на это инвертированное существо, которое становится фантастическим зрелищем грязного jouissance и навязывает ему социальное унижение символической наготы – наготы, которая в действительности создается и ускользает от самого взгляда, который его раздевает, при этом всё время обвиняя в скандале. Стыд является результатом интернализации, усвоения геями и лесбиянками этого доминирующего видения самих себя, которое сводит их бытие к обнаженному телу, которое демонстрирует себя и свои внутренние органы, это тело, которое обладает животным влечением и влечением к нечистотам. Это проявление некой формы телесной преданности идее о том, что то, что о них раскрывается (или угрожает быть раскрытым), возвращает их к чему-то фундаментальному в определении их характера, и к тому, что это «что-то» в его теле или уме должно, или должно было бы, оставаться скрытым. Более радикально, стыд вымогает гей-субъекта верой в миф о том, что действительно есть «что-то», что можно скрыть или раскрыть. Сила гомофобии состоит в том, чтобы создать, в одно время и одним движением, стыд этой «вещи» и саму вещь, которой нам следует стыдиться.
Геи и лесбиянки между стыдом и гордостью
Посредством сокращений, отказов и механизмов устрашения, а также их сознательных и бессознательных ожиданий, стыд побуждает геев и лесбиянок скрываясь, становиться невидимыми. Не в смысле привилегированной невидимости, предназначенной для доминирующих сил вселенной, чьи идентичности являются данностью и которым не нужно говорить о себе или признавать себя (никогда: «Мамочка, я гетеросексуал»); эта невидимость – невидимость «хорошего солдата», того, кто так сильно слился с ландшафтом, что оказывается частью социальной мебели. Стигма невидимости, которую испытывают геи, совершенно иная: это невидимость угнетенных, подавленных, невыразимых, немыслимых идентичностей. Тот, кто предпочел бы, чтобы ничего этого и никогда не существовало. Таким образом, если гордость (pride) имеет больше смысла для геев и лесбиянок, чем для чернокожих (у которых они исторически заимствовали эту концепцию), то это потому, что их невидимость через стыд была одним из основных средств, с помощью которого над ними было установлено символическое доминирование. Построение гей-идентичности, индивидуально или коллективно, работает именно как сопротивление этому механизму. Гей-гордость направлена на возвращение себе гей-идентичности путем подрыва стигмы гомосексуальности, как приватно, так и публично, и обезоруживание своих критиков через возвращение себе (reclaiming) идентичности, изначально возложенной на него гомофобным обществом (хорошим примером является слово «queer»). Таким образом, гордость – это, прежде всего, политическая стратегия, и те, кто рассматривает ее как просто неуместный нарциссизм, демонстрируют отказ признать факты и механизмы угнетения. Мобилизованное сообщество геев и лесбиянок служит не только средством политической мобилизации, но также, в большей степени на повседневном уровне, защитным убежищем, которое позволяет геям реконструировать свою идентичность вдали от властной иерархии, чьи убеждения, будучи усвоенными, вызывают стыд и ненависть к самим себе.
Почему геи занимаются химсексом?
Некоторые, такие как Франсуа Делор, однако, настаивают на определенных перверсивных эффектах давления на чувство гордости, которые, в свою очередь, могут быть постыдными; для геев и лесбиянок, которые не могут гордиться, стыд возникает из-за того, что им стыдно. Но как можно вернуть стыду его достоинство и не свести его к строго отрицательной стороне идентичности, не ставя себя на сторону угнетателей, защищая реакционный дискурс? Если мы действительно дети стыда, есть ли способ вырвать себя из этой матрицы, в то же время, не ослепляя себя пренебрежением к нашему постыдному происхождению? Чтобы помочь решить эту дилемму и по-новому взглянуть на гей-стыд, следует принять во внимание парадокс, лежащий в его основе: с одной стороны, это еще одна коварная форма гетеросексистского порядка со всеми его законами и иерархиями; с другой – это основополагающий опыт субъективности геев и лесбиянок, если не положительный, то, по крайней мере, продуктивный.
Если нас составляет стыд, то стыд также нас соединяет: соучастие в стыде означает в то же время признание того, что мы есть, кто мы есть и с кем мы связаны через общий опыт гомофобного социального порядка. Справедливая оценка гордости не должна приводить к тому, что человек забывает всю свою эмоциональную жизнь, прожитую в стыде или в пустоте угнетения, извращенной эротизации его инструментов и агентов (что может быть способом обезоружить противников и инициировать процесс достижения гордости, как сказал Жене) для социального и политического пробуждения, что помогает производить и питать этот стыд и навязываемую им маргинальность. Точно так же, как гордость всегда несет на себе отпечаток своей постыдной генеалогии («Ему всегда немного стыдно гордиться тем, что он гей», – пишет Гай Хоккенгем), стыд, когда он полностью принят, когда человек перестает стыдиться стыда, содержит форму парадоксальной гордости, которая, как объясняет Эрибон, могла бы стать отправной точкой для самоизобретения в направлении чего-то вроде нашей свободы.
Автор: Себастьен Шовен – адъюнкт-профессор Института социальных наук Лозаннского университета в Швейцарии.
Перевод выполнен по: Sébastien Chauvin. Shame // Dictionary of Homophobia. Edited by L. G. Tin. Vancouver: Arsenal Pulp Press, 2008. Pp. 414-417.
Перевёл Тимофей В. Созаев (автор телеграм-канала Заметки на полях )
