Статья 121 УК РСФСР, принятая 17 декабря 1933 года, вводила уголовную ответственность за добровольные сексуальные отношения между мужчинами.
Таким образом, советский режим начал политические репрессии против миллионов собственных граждан с «неправильной» сексуальной ориентацией. Однополые отношения карались лишением свободы сроком до 5 лет, а также «лечением» в психиатрических клиниках. По некоторым данным, общее число людей, пострадавших от преследований по статье 121, достигало 250 тысяч.
Известный социолог, академик РАО И.С.Кон рассказал об истории принятия репрессивной статьи в книге «Лики и маски однополой любви. Лунный свет на заре», М., 2003.
А.Ф. Керенский, председатель Временного правительства (1917)
Февраль 1917 года. Декриминализация однополых отношений
Октябрьская революция прервала естественный процесс развития гомосексуальной культуры в России. Большевики ненавидели всякую сексуальность, которая не поддавалась государственному контролю и не имела репродуктивного значения. Как и европейские левые, они ассоциировали однополую любовь с разложением господствующих классов и были убеждены, что с победой пролетарской революции все «сексуальные извращения» исчезнут.
Инициатива отмены антигомосексуального законодательства после Февральской революции принадлежала не большевикам, а кадетам и анархистам. Тем не менее после Октября, с отменой старого «Уложения о наказаниях» соответствующие его статьи также утратили силу. В Уголовных кодексах РСФСР 1922 и 1926 годов «гомосексуализм» не упоминается (в Азербайджане, Туркмении, Узбекистане и Грузии соответствующие законы сохранились).
Советские медики и юристы очень гордились прогрессивностью своего законодательства. На Копенгагенском конгрессе Всемирной лиги сексуальных реформ (1928) оно даже ставилось в пример другим странам. В 1930 году Марк Серейский писал в Большой советской энциклопедии:
«Советское законодательство не знает так называемых преступлений, направленных против нравственности. Наше законодательство, исходя из принципа защиты общества, предусматривает наказание лишь в тех случаях, когда объектом интереса гомосексуалистов становятся малолетние и несовершеннолетние» (1930).
Впрочем, формальная декриминализация «содомии» не означала прекращения уголовных преследований гомосексуалов под флагом борьбы с «совращением несовершеннолетних» и с «непристойным поведением». Осенью 1922 года, уже после опубликования нового уголовного кодекса, в Петрограде состоялся громкий процесс над группой военных моряков, собиравшихся в частной квартире. В качестве эксперта обвинения выступал психиатр В.М. Бехтерев. В другом случае преследованию подверглась пара лесбиянок, одна из которых «незаконно» сменила имя с «Евгении» на «Евгения», причем они отказались подчиниться требованию расторгнуть свой фактический брак.
Нудистский (гей) пляж на Москве-реке. 1929 г.
Официальная позиция советской медицины и юриспруденции в 1920-е годы сводилась к тому, что «гомосексуализм» – не преступление, а трудноизлечимая или даже вовсе не излечимая болезнь: «Понимая неправильность развития гомосексуалиста, общество не возлагает и не может возлагать вину за нее на носителя этих особенностей…
Подчеркивая значение истоков, откуда такая аномалия растет, наше общество рядом профилактических и оздоровительных мер создает все необходимые условия к тому, чтобы жизненные столкновения гомосексуалистов были возможно безболезненнее и чтобы отчужденность, свойственная им, рассосалась в новом коллективе» (Серейский, 1930).
Инициатор закона – ГПУ
В 1920-х годах возможности открытого философского и художественного обсуждения этой темы, открывшиеся в начале XX века, постепенно были сведены на нет. Дальше стало еще хуже.
17 декабря 1933 года было опубликовано Постановление ВЦИК, которое 7 марта 1934 года стало законом, согласно которому «мужеложство» снова стало уголовным преступлением. По статье 121 Уголовного кодекса РСФСР мужеложство каралось лишением свободы на срок до 5 лет, а в случае применения физического насилия или его угроз, или в отношении несовершеннолетнего, или с использованием зависимого положения потерпевшего, – на срок до 8 лет.
Горький и нарком внутренних дел Ягода (расстрелян в 1938 году)
Как показывают новейшие архивные исследования (2002), инициатором этого драконовского закона было ГПУ. Уже в сентябре 1933 года была проведена первая облава на лиц, подозреваемых в нетрадиционной сексуальной ориентации, в результате которой арестовано 130 человек, подозревавшихся в гомосексуальных связях. В докладной записке заместителя председателя ОГПУ Генриха Ягоды Сталину сообщалось о раскрытии нескольких групп в Москве и Ленинграде, которые занимались «созданием сети салонов, очагов, притонов, групп и других организованных формирований педерастов с дальнейшим превращением этих объединений в прямые шпионские ячейки».
В свете этого документа инаколюбящие выглядели не только инакомыслящими, но также шпионами и контрреволюционерами. По словам Ягоды, «актив педерастов, используя кастовую замкнутость педерастических кругов в непосредственно контрреволюционных целях, политически разлагал разные общественные слои юношества, в частности рабочую молодежь, а также пытался проникнуть в армию и на флот».
На документе Сталин начертал: «Надо примерно наказать мерзавцев, а в законодательство ввести соответствующее руководящее постановление».
Вдохновленное этой резолюцией ОГПУ подготовило проект анти-гомосексуального закона. 13 декабря 1933 г. Ягода вновь пишет в Кремль: «Ликвидируя за последнее время объединения педерастов в Москве и Ленинграде, ОГПУ установило:
- Существование салонов и притонов, где устраивались оргии.
- Педерасты занимались вербовкой и развращением совершенно здоровой молодежи, красноармейцев, краснофлотцев и отдельных вузовцев. Закона, по которому можно было бы преследовать педерастов в уголовном порядке, у нас нет. Полагал бы необходимым издать соответствующий закон об уголовной ответственности за педерастию».
Политбюро почти единогласно это предложение одобрило. С особым мнением выступил лишь Калинин, высказавшийся «против издания закона, а за осуждение во внесудебном порядке по линии ОГПУ». В общем, как выражается Путин, «мочить в сортире», но по-тихому… Тем не менее закон издали, но и мнение «всесоюзного старосты» уважили: дела гомосексуалов стали рассматриваться ОГПУ тайно и «во внесудебном порядке» как политические преступления.
Политизация гомосексуальности
Политизация гомосексуальности осуществлялась и публично. 23 мая 1934 года одновременно в «Правде» и в «Известиях» была опубликована статья М. Горького «Пролетарский гуманизм»:
«Не десятки, а сотни фактов говорят о разрушительном, разлагающем влиянии фашизма на молодежь Европы. Перечислять факты – противно, да и память отказывается загружаться грязью, которая все более усердно и обильно фабрикует буржуазия. Укажу, однако, что в стране, где мужественно и успешно хозяйствует пролетариат, гомосексуализм, развращающий молодежь, признан социально преступным и наказуем, а в «культурной стране» великих философов, ученых, музыкантов он действует свободно и безнаказанно. Уже сложилась саркастическая поговорка: «Уничтожьте гомосексуализм – фашизм исчезнет!»
Это было напечатано всего лишь за два месяца до знаменитой «ночи длинных ножей», когда по приказу Гитлера были перебиты штурмовики гомосексуала-Рема. Нацистский режим был так же нетерпим к “нетрадиционности” в частной жизни, как и большевистский.
В январе 1936 года нарком юстиции Николай Крыленко заявил, что «гомосексуализм – продукт разложения эксплуататорских классов», которые не знают, что делать. «В нашей среде, среди трудящихся, которые стоят на точке зрения нормальных отношений между полами, которые строят свое общество на здоровых принципах, нам господчиков такого рода не надо».
Нарком юстиции Н.В. Крыленко (расстрелян в 1938 году)
Позже советские юристы и медики говорили о «гомосексуализме» преимущественно как о проявлении «морального разложения буржуазии», дословно повторяя аргументы германских фашистов.
В анонимной статье «Гомосексуализм» во втором издании Большой советской энциклопедии (1952) ссылки на биологические истоки гомосексуальности, которые раньше использовались в гуманных целях, как довод в пользу его декриминализации, полностью отвергаются:
«Происхождение Г. связано с социально-бытовыми условиями, у подавляющего большинства лиц, предающихся Г., эти извращения прекращаются, как только субъект попадает в благоприятную социальную обстановку… В советском обществе, с его здоровой нравственностью, Г. как половое извращение считается позорным и преступным. Советское уголовное законодательство предусматривает наказуемость Г., за исключением тех случаев, где Г. является одним из проявлений выраженного психич. расстройства…. В буржуазных странах, где Г. представляет собой выражение морального разложения правящих классов, Г. фактически ненаказуем» (Гомосексуализм, 1952, с. 35).
В целом ряде судебных процессов и «чисток» советского аппарата в 1934-1935 годов обвинения в шпионаже и контрреволюционном заговоре тесно переплетались с обвинениями в гомосексуальности, причем отличить первичные обвинения от вторичных весьма затруднительно. Например, дело заведующего протокольной частью Наркомата иностранных дел Д.Т. Флоринского (лето 1934 г.) позволило ГПУ «очистить» его как от скрытых гомосексуалов, так и просто от неугодных дипломатов, назначенных при Г.В. Чичерине (который сам был гомосексуалом).
Нарком иностранных дел СССР (1923-1930) Г.В. Чичерин
«Лучше, когда изнасилованных больше..» Пенитенциарная система
Статья 121 затрагивала судьбы не только чиновников, но и многих тысяч обычных людей. Общее число жертв ее точно неизвестно.
В 1930-1980-х годах по статье 121 УК РСФСР ежегодно осуждались и отправлялись в тюрьмы и лагеря около 1000 мужчин. В конце 1980-х годов их число стало уменьшаться. По данным Министерства юстиции РФ, в 1989 году в России были приговорены 538 человек, в 1990 году – 497, в 1991 году – 462, в первом полугодии 1992 года – 227 человек.
По подсчетам американского историка Дана Хили, общее число людей, пострадавших по этой статье, достигает 250 тысяч. За пятьдесят лет существования статьи число судимостей по ней составило 60 тысяч.
Советская пенитенциарная система сама продуцировала гомосексуальность. Криминальная сексуальная символика, язык и ритуалы тесно связаны с иерархическими отношениями власти, господства и подчинения, они более или менее стабильны и универсальны почти во всех закрытых мужских сообществах.
В криминальной среде реальное или символическое изнасилование — прежде всего средство установления или поддержания властных отношений. Жертва, как бы она ни сопротивлялась, утрачивает свое мужское достоинство и престиж, а насильник, напротив, их повышает. При «смене власти» прежние вожаки, в свою очередь, насилуются и тем самым необратимо упускаются в низ иерархии.
Дело не в сексуальной ориентации и даже не в отсутствии женщин, а в основанных на грубой силе социальных отношениях господства и подчинения и освящающей их знаковой системе, которая навязывается всем вновь пришедшим и передается из поколения в поколение. В книге Владимира Козловского (1986) приводится много документальных свидетельств такого рода.
Самые вероятные кандидаты на изнасилование – молодые заключенные. При медико-социологическом исследовании 246 заключенных, имевших известные лагерной администрации гомосексуальные контакты, каждый второй сказал, что был изнасилован уже в камере предварительного заключения, 39 % – по дороге в колонию и 11% – в самом лагере. Большинство этих мужчин ранее не имели гомосексуального опыта, но после изнасилования, сделавшего их «опущенными», у них уже не было пути назад.
Ужасающее положение «опущенных» и разгул сексуального насилия в тюрьмах и лагерях подробно описаны в многочисленных диссидентских воспоминаниях – Андрея Амальрика, Эдуарда Кузнецова, Вадима Делоне, Леонида Ламма и рассказах тех, кто сам сидел по 121-й статье или стал жертвой сексуального насилия в лагере (Геннадий Трифонов, Павел Масальский, Валерий Климов и др.).
«В пидоры попадают не только те, кто на воле имел склонность к гомосексуализму (в самом лагере предосудительна только пассивная роль), но и по самым разным поводам. Иногда достаточно иметь миловидную внешность и слабый характер. Скажем, привели отряд в баню. Помылись (какое там мытье: кран один на сто человек, шаек не хватает, душ не работает), вышли в предбанник. Распоряжающийся вор обводит всех оценивающим взглядом. Решает: «Ты, ты и ты остаетесь на уборку» – и нехорошо усмехается. Пареньки, на которых пал выбор, уходят назад в банное помещение. В предбанник с гоготом вваливается гурьба знатных воров. Они раздеваются и, сизо-голубые от сплошной наколки, поигрывая мускулами, проходят туда, где только что исчезли наши ребята. Отряд уводят. Поздним вечером ребята возвращаются заплаканные и кучкой забиваются в угол. К ним никто не подходит. Участь их определена» (Самойлов, 1993).
Сходная, хотя и менее жесткая система бытовала и в женских лагерях, где грубые, мужеподобные и носящие мужские имена «коблы» помыкали зависящими от них «ковырялками». Эти сексуальные роли были необратимы. Если мужчинам-уголовникам удавалось прорваться в женский лагерь, высшей доблестью считалось изнасиловать «кобла», который после этого был обязан покончить самоубийством.
Администрация тюрьмы или лагеря, даже при желании, практически бессильна изменить эти отношения, предпочитая использовать их в собственных целях. Угроза «опидарасить» часто использовалась следователями и охраной лагерей, чтобы получить от жертвы нужные показания или завербовать ее.
Один стукач, завербованный КГБ, рассказывал, что когда он донес оперуполномоченному о совершенном или готовящемся акте изнасилования, тот сказал:
«Саша, ну какая нам разница? Для нас все одинаковы, но лучше, конечно, когда изнасилованных больше, ведь они быстрее идут на контакт с администрацией и главное, работают, как трофейные кони, потому что им больше делать нечего, как забыться в работе и искать у нас помощи от «волков»… В общем, черт с ними, «петухами»… (1990).
Из криминальной субкультуры, которая пронизала собой все стороны жизни советского общества, соответствующие нравы распространились и в армию. «Неуставные отношения», дедовщина, тираническая власть старослужащих над новобранцами часто включают явные или скрытые элементы сексуального насилия. При этом ни жертвы, ни насильники не обязательно гомосексуалы, просто слабые вынуждены подчиняться более сильным, а гомосексуальный акт закрепляет эти отношения. Степень распространенности этого аспекта «неуставных отношений» в разных воинских частях зависит от отношения к этому непосредственного армейского начальства.
Под колпаком у КГБ
Статья 121 дамокловым мечом нависала и над теми, кто не сидел в тюрьмах. Милиция и КГБ вели списки всех действительных и подозреваемых гомосексуалов, используя эту информацию в целях шантажа.
Поскольку однополая любовь в любой форме была вне закона, до конца 1991 года «голубые» и лесбиянки не могли открыто встречаться с себе подобными. В больших городах существовали известные места, так называемые «плешки», где собирался соответствующий контингент, однако страх разоблачения лишает такие контакты человеческого тепла и интимности и увеличивает риск заражения венерическими заболеваниями.
Ни о какой правовой защите гомосексуалов не могло быть и речи. Организованные группы хулиганов, иногда при негласной поддержке милиции, шантажировали, грабили, избивали и даже убивали «голубых», лицемерно изображая себя защитниками нравственности и называя свои действия «ремонтом».
Поскольку гомосексуалы боялись сообщать о таких случаях в милицию, большая часть этих преступлений оставалась безнаказанной, а работники милиции их же самих обвиняли в том, что они являются рассадниками преступности. Убийства с целью ограбления сплошь и рядом изображались следствием якобы свойственной гомосексуалам особой патологической ревности и т. д.
Статью 121 нередко использовали также для расправы с инакомыслящими, набавления лагерных сроков. Часто из этих дел явственно торчали ослиные уши КГБ. Так было, например, в начале 1980-х с известным ленинградским археологом Львом Клейном, процесс которого с начала и до конца дирижировался местным КГБ, с грубым нарушением всех процессуальных норм.
Применение закона было избирательным. Известные деятели культуры, если они не вступали с конфликт с властями, пользовались своего рода иммунитетом, на их «наклонности» смотрели сквозь пальцы, но стоило не угодить влиятельному начальству, как закон тут же пускался в дело. Так сломали жизнь великого армянского кинорежиссера Сергея Параджанова, посадили в лагерь поэта Геннадия Трифонова, уволили с работы и лишили почетных званий главного режиссера Ленинградского театра юного зрителя Зиновия Корогодского и т. д.
Заговор молчания. В СССР геев нет
Первая антигомосексуальная кампания в советской прессе была очень короткой. Уже в середине 1930-х годов на его счет установилось полное и абсолютное молчание. «Гомосексуализм» стал в буквальном смысле неназываемым. Заговор молчания распространялся даже на такие академические сюжеты, как фаллические культы или античный сексуальный уклад.
В сборнике русских переводов Марциала было выпущено 88 стихотворений, в основном те, где упоминалась педерастия или оральный секс. При переводе арабской поэзии любовные стихи, обращенные к мальчикам, переадресовывались девушкам и т. п.
Ленинград, 1926 год
Мрачный заговор молчания еще больше усиливал психологическую трагедию советских «голубых»: они не могли даже выработать адекватного самосознания и понять, кто же они такие. Когда в 1970-х стали выходить первые книги по сексопатологии, гомосексуализм трактовался в них как опасное «половое извращение», болезнь, подлежащая лечению.
В первом и единственном в то время учебном пособии по половому просвещению для учителей, изданном тиражом в 1 миллион экземпляров, «гомосексуализм» определялся как опасная патология и «посягательство на нормальный уклад в области половых отношений» (1982).
Эпидемия СПИДа еще больше ухудшила положение. В 1986 году зам. министра здравоохранения и главный санитарный врач СССР академик медицины Н. Бургасов публично заявил:
«У нас в стране отсутствуют условия для массового распространения заболевания: гомосексуализм как тяжкое половое извращение преследуется законом, проводится постоянная работа по разъяснению вреда наркотиков».
Когда СПИД уже появился в СССР, руководители государственной эпидемиологической программы в своих публичных выступлениях опять-таки винили во всем гомосексуалов, представляя их носителями не только вируса приобретенного иммунодефицита, но и всякого прочего зла. Даже на страницах либерального «Огонька» первая советская жертва страшной болезни – инженер-гей, заразившийся в Африке, описывалась с отвращением и осуждением.
Отмена 121-й статьи. «Под давлением Совета Европы»
Начиная с 1987 года вопрос о том, что такое гомосексуальность и как относиться к «голубым» – считать ли их больными, преступниками или жертвами судьбы, – стал широко обсуждаться на страницах массовой, особенно молодежной, печати («Московский комсомолец», «Комсомольская правда», «Собеседник», «Молодой коммунист», «Литературная газета», «Огонек», «Аргументы и факты», «СПИД-инфо», «Юность», подростковый журнал «Парус», некоторые местные газеты), по радио и на телевидении.
“Огонёк”, 1987, один из первых материалов о геях в СССР и проблеме СПИДа.
Из журналистских очерков и опубликованных писем геев, лесбиянок и их родителей рядовые советские люди впервые стали узнавать об искалеченных судьбах, милицейском произволе, судебных репрессиях, сексуальном насилии в тюрьмах, лагерях, в армии и о трагическом, неизбывном одиночестве людей, обреченных жить в постоянном страхе и не могущих встретить себе подобных. Каждая такая публикация вызывала целый поток противоречивых откликов.
Это ускорило и обсуждение проблемы декриминализации гомосексуальности.
В юридических кругах она обсуждалась давно. Уже в учебнике уголовного права М. Шаргородского и П. Осипова (1973) говорилось:
«В советской юридической литературе ни разу не предпринималось попытки подвести прочную научную базу под уголовную ответственность за добровольное мужеложство, а единственный довод, который обычно приводится (моральная развращенность субъекта и нарушение им правил социалистической нравственности), нельзя признать состоятельным, так как отрицательные свойства личности не могут служить основанием для уголовной ответственности, а аморальность деяния недостаточна для объявления его преступным… Существуют серьезные сомнения в целесообразности сохранения уголовной ответственности за неквалифицированное мужеложство».
На мнение авторитетных ученых никто внимания не обратил. Такая же судьба постигла записку, которую специалист в области половых преступлений профессор А. Н. Игнатов направил руководству МВД СССР в 1979 году
«Сам я безуспешно пытался опубликовать статью на эту тему в журнале «Советское государство и право» в 1982 году, – вспоминает И.С. Кон. – Вообще-то я не собирался об этом писать, понимая, что ничего, кроме неприятностей, из этого не выйдет. Но на совещании ученых-сексологов социалистических стран в Лейпциге (1981) известный сексолог из ГДР Зигфрид Шнабль неожиданно спросил: «В каких странах существует анти-гомосексуальное законодательство и чем оно мотивируется, и оказалось, что оно есть только в СССР (румынских представителей на совещании не было).
Мне было стыдно и неприятно, и по возвращении я решил, вопреки здравому смыслу, проинформировать начальство и спросить, что оно думает. Медики в лице Г.С. Васильченко сказали, что они пытались поднимать этот вопрос, но руководство Минздрава всегда было против. Юристы же сказали, что у них нет для постановки этого вопроса достаточных аргументов. Главный редактор журнала «Советское государство и право» профессор М.И. Пискотин предложил мне, вместо заведомо риторических вопросов, написать об этом статью.
— Но вы же ее не напечатаете!
— Не знаю, но попробуем. Во всяком случае, будет материал для обсуждения.
И.С. Кон (1928 – 2011)
Я срочно изучил законодательство других стран и написал аргументированную статью. Ее горячо поддержали профессора-медики Е.С. Васильченко и Д.Н. Исаев, но юристы испугались и передали статью в административный отдел ЦК КПСС, где сказали, что поднимать этот вопрос «несвоевременно». Тем все и закончилось…»
Процесс декриминализации гомосексуальности затянулся до 27 мая 1993 года, когда был опубликован подписанный президентом Ельциным 29 апреля 1993 года Закон о внесении изменений в Уголовный кодекс РСФСР, Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР и Исправительно-трудовой кодекс РСФСР, который отменил статью 121.1 и снизил максимальное наказание по статье 121.2 – с 8 до 7 лет.
Сделано это было келейно, под давлением международного общественного мнения, чтобы облегчить вступление России в Совет Европы.
Московский гей-прайд , 2010-е гг
В УК 1997 года особой статьи о мужеложстве нет, но статья 132 «Насильственные действия сексуального характера» предусматривает, что «мужеложство, лесбиянство или иные действия сексуального характера с применением насилия или угрозы его применения к потерпевшему (потерпевшей) или к другим лицам либо с использованием беспомощного положения потерпевшего (потерпевшей), наказываются лишением свободы на срок от 3 до 6 лет».
Исчезло и фигурировавшее в разных вариантах законопроекта «удовлетворение половой потребности в извращенных формах» (оральный секс). Упоминание «лесбиянства», которого не было ни в одном русском уголовном законодательстве, формально есть шаг назад, но фактически это своеобразная, хотя довольно комичная, дань принципу равенства полов.
Совсем отказаться от упоминания «мужеложства» законодатели не решились».
Источник: И.С. Кон «Лики и маски однополой любви. Лунный свет на заре», М., «Олимп», 2003. Стр 350-361.
