Недавно команда «Парни+» объявила об отказе от плашки «18+», чтобы подростки могли читать наши материалы и таким образом получать поддержку. Сегодня мы публикуем 4 монолога ЛГБТ-подростков от 16 до 18 лет об их жизни, идентичности и камин-аутах. В этом нам помогла художница Катрин Ненашева, которая сама в начале месяца сделала каминг-аут как бисексуалка.
Павел, Мария и Витя поделились своими историями конфиденциально. Милана, которой уже исполнилось 18 лет, попросила указать её фамилию и фотографию.
Павел, пансексуал, 16 лет
Для меня без разницы кто человек, чтобы в него влюбиться. Хотя даже необязательно это должен быть человек. Мне кажется, что даже с инопланетянином можно было бы заводить отношения. Главное, чтобы существо было хорошее.
В детском саду нравился мой товарищ Вова. Можно было назвать это крепкой дружбой, но нет — скорее это было чувство влюбленности. Уже позже у меня были отношения с девушками и с парнями, с цисгендерными людьми и трансгендерной персоной.
Лет до 14 я думал, что влюбляться в мальчиков неприемлемо, нельзя допустить, чтобы о моих чувствах кто-то узнал и так далее. Как-то лет в 12 я попробовал поговорить об этом с мамой. Она ответила мне, что мне это навязали американцы. Сказала, что потом обязательно пройдет. Сейчас мне уже 16 с половиной — пока не прошло.
Среди родственников рассказывал я о себе только маме. Она у меня самая добрая, хотя и била меня. А кому еще можно каминг-аутнуться? Дяде, который 5 лет служил в ВДВ, или деду-полковнику? У меня сейчас волосы чуть ниже плеч, за которые меня постоянно гнобят родственники. Когда я выщипал себе брови, бабушка кричала на меня, что я трансгендер и порчу себе психику. То есть стоит мне хотя бы что-то сделать со своим внешним видом, то сразу начинают ругаться и лишают меня карманных денег.
Сверстники обычно реагируют на мою ориентацию нейтрально. Я, например, играю в страйкбол. Как-то я решил сделать каминг-аут своей команде. Все за исключением одного товарища отнеслись к этому спокойно. Но чтобы не пострадать от парня, который возмутился моим признанием, мне пришлось отшутиться.
На фоне квирфобии я много думал о суициде. Эти мысли преследуют меня лет с 11. Также накладываются проблемы в семье. У меня почти все родственники пьют, мама наркоманит, частые проблемы с деньгами… Я пока не определился кем я хочу быть, но думаю, что пойду служить. Альтернатив у меня мало. Вы не подумайте, что я считаю себя таким Рембо. Нет, для меня это скорее форма “замедленного суицида”. Но, наверное, я пойду не в государственную армию, а ЧВК. Там мне кажется несколько посвободнее, нет такого сильного дисциплинарного воздействия.
Милана Романова, трансгендерная женщина, 18 лет 
Было два этапа, в которые моя семья узнавала о моей трансгендерности. В 2019 году, когда я осознала, что я девочка. Уже тогда я ничего не прятала. Я, например, комментарии в “ВКонтакте” писала в женском роде. Мама эти комментарии увидела и начала спрашивать, что происходит. Но все окончательно я ей рассказала в 2020, когда мне было 15 лет. Она отнеслась нормально, на самом деле, но все равно поначалу говорила, что я еще все это перерасту, что это подростковое.
Недавно я начала проходить комиссию и она была поначалу категорически против. Утверждала, что я “угроблю себя и свое здоровье”, но в итоге мне удалось убедить ее подписать согласие на комиссию, чтобы успеть экстренно пройти врачей до принятия нового трансфобного закона. Она мне даже деньги в долг на эту комиссию дала, но подчеркнула, что она этот переход не поддерживает, однако раз мне так будет легче жить, то ладно.
Одноклассники не воспринимали мою трансгендерность всерьез. Меня всегда половина школы любила — девочки, а другая половина школы — мальчики — ненавидела. Мне, если честно, на это было все равно. У меня был друг, с которым мы могли спокойно начать в коридоре скандалить, если кто-то к нам приставал. Я всегда стою за себя, никому не позволю себя обижать! Если говорить о друзьях, то я тусуюсь в тех местах, где в основном адекватные люди. Если в мою сторону человек начинает нести какую-то хуйню, то он надолго не задержатся.
Вне моего круга общения я часто, конечно, сталкиваюсь с трансфобией. Недавно, когда я тусила, на меня напали. В итоге вызвала полицию и поехала писать заявление. Я чувствовала очень пренебрежительное и наглое отношение. Полицейские перешли на “ты”, мисгендерили, задавли наглые вопросы. Хорошо, что хотя бы следователь попался хороший. Как-то я ехала в метро и кто-то ”в крысу” меня сфоткал и выложил в телеграм-канал, как я просто еду с розовой сумкой. Под видео все писали комментарии: ”Вот пидорасина! А вот 10 лет назад вас бы…”. Но были и те, кто меня по этому видео узнал и заступился.
Я помню, что до лета 2021 года отношение к транс-людям у молодых людей улучшалось. Было, возможно, даже более либеральным, чем сейчас. А потом появилась более негативная реакция, которая растет до сих пор. Но все равно мне кажется, что наша видимость растет. Если раньше, увидев транс-персону, сказали бы “пидорас”, то сейчас скажут скорее “трансуха”. Это можно считать сомнительным достижением, но с другой стороны, это повышение видимости. Война обнажила наши проблемы. В 2020 году я начала вести свой тик-ток. Некоторые мои видео набирали по миллиону просмотров, но я не замечала какого-то хейта в комментариях. Раньше мы сидели в своем пузыре, общались с “альтулями” и думали, что, несмотря на весь ужас в стране, тут есть нормальные люди. После начала войны же ушли многие социальные сети. Это и разрушило наш пузырь.
Мария, лесбиянка, 18 лет
Осознание, что я лесбиянка, пришло, наверное, в 8 классе, когда со мной случилась “классическая история”: я влюбилась в гетеросексуальную лучшую подружку. В этот момент я еще сидела в ВК и мне в рекомендациях попался ЛГБТ-паблик. Я зашла туда и увидела, что вроде бы там нормальные люди, такие же как и я. Это помогло мне не очень сильно загнаться. Особенно, если учитывать, что я жила в в супер маленьком городе и в очень консервативной семье.
В 8 классе я сказала о своих чувствах своей лучшей подружке. После этого начался кромешный ад. Она посадила меня на какие-то эмоциональные качели: то все прекрасно и мы дружим, то я для нее самое мерзкое уебище. Спустя некоторое время после того, как мы перестали с ней общаться, она рассказала компании маргиналов из нашего города о том, что я лесбиянка. Они ходили вокруг моего дома и школы и объясняли мне почему лучше не выходить из этих помещений. Пришлось свалить жить к деду на ферму, лишь бы не побили. А затем я уже уехала из города.
С братом у меня не было какого-то конкретного момента, когда я посадила его перед собой и все рассказала. Мы просто постоянно делились с ним приколами и в какой-то момент он обратил внимание на то, что я перестала рассказывать о том какие прикольные мальчики и начал рассказывать о том, какие прикольные девочки. Матери я рассказала во время бытовой ссоры. Она три дня ходила в лютой прострации. Еще года два назад она говорила мне, что, может быть, стоит хорошо подумать, а сейчас уже, когда мы идем по улице, она может сказать: “Смотри какая красивая девочка! Пойди познакомься!”. Остальная семья меня не принимает.
Витя, трансмаскулинная небинарная персона, гей, 17 лет
Я сделал каминг-аут перед своей тетей и старшей сестрой, а три года назад сказал своей матери, что я трансгендерный человек. Тетя и сестра меня очень поддержали, а мама сначала пыталась игнорировать мою идентичность. Сейчас же, по прошествию времени, она, наверное, больше всех меня поддерживает из близких родственников. Другие родственники говорили мне, что я все неправильно понимаю, что совершаю ошибку. Один мой родственник вообще сказал: «Эту дурь из тебя нужно выбить».
К счастью, сейчас я даже могу пожаловаться маме на моих родственников, что они намеренно меня мисгендерят. Мама тогда с ними разговаривает, объясняет, как правильно ко мне обращаться.
Если говорить про школу, то в моем классе все знают про мою идентичность. Бывает, конечно, мисгендеринг, но обычно он по незнанию, а не потому что меня хотят забуллить. А вот за пределами класса не все так хорошо, меня даже несколько раз били. Был момент, когда за то, что я выгляжу маскулинно, ко мне подошли старшеклассники и попросили пояснить: мальчик я или девочка. Если мальчик, то, конечно, для них я пидорас. Их потом не наказали, потому что администрация школы ко мне плохо относилась. Меня даже из-за внешнего вида к директору хотели отвести. Также в этот момент у меня был период селфхарма и эти попытки были даже в школе. Поэтому некоторые учителя меня недолюбливали.
Конечно, меня спасло то, что меня принимают родственники. Они, может быть, не очень хорошо разбираются в вопросах гендера, идентичности или ориентации, но меня очень поддерживает, что они продолжают меня любить. В школе, наверное, тоже самое. В классе достаточно высокая осведомленность в этих вопросах. Также, как я заметил, для толерантного отношения очень важен уровень образованности человека. У меня, например, классной руководительнице больше 60 лет, но она догадалась о моей идентичности и даже разговаривала со мной об этом. Она сказала, что не очень разбирается в таких вещах, но знает, что я хороший человек. Потом она даже объясняла другим учителям, как правильно ко мне обращаться.
Филипп Горн,
при поддержке Катрин Ненашевой
