Украинский актёр Александр Жуган вместе со своей небинарной партнёршой сейчас служит в Вооруженных Силах Украины. В интервью украинской радиостанции Александр рассказал, как к ЛГБТ-военным относятся в армии, с какими проблемами сталкивается ЛГБТ-сообщество и каких действий он ждёт от украинских властей.
В мирное время Александр Жуган вместе со своей партнёршой работали в киевском театре. Когда началось вторжение в Украину, они решили присоединиться к территориальной обороне и поехали на линию фронта. При этом ни Александр, 37-летний гей, ни его партнерша Антонина, 37-летняя транс-небинарная личность, ранее не имели никакого военного опыта.
Почему именно сейчас, когда идет война, тема прав человека так важна?
«Я думаю, что это важно, в принципе, в любое время, но сейчас это стало особенно важно, потому что мы видим разницу между РФ и Украиной — в Украине все-таки намного лучше обстоят дела с соблюдением прав человека. Многие парни, девушки ЛГБТ-военные говорят, что если выбирать между пленом в России и смертью, то лучше выбрать смерть. А если они (русские солдаты) знают, что ты принадлежишь к ЛГБТ-сообществу, то вообще все очень плохо. У нас ситуация начала меняться где-то с 2014 года, когда начали организовывать марши равенства. А в последние годы не было Киев Прайда, не было маршей равенства — в связи с, во-первых, коронавирусной эпидемией, а во-вторых, с полномасштабным вторжением России в Украину. Но до этого выходили тысячи людей на марши за права человека, за равные права. По сравнению с десятками людей, которые выходили в первые годы — в 2014 и в 2015 году».
Повлияло ли на изменение общественных настроений то, что люди в армии начали делать каминг-ауты и заявлять о своей идентичности?
«Я думаю, что это улица с двусторонним движением, потому что, во-первых, военные, которые делают каминг-аут, открыты в обществе и к своим побратимам, делают этот вклад в то, чтобы мнение общества менялось. Но и меняющееся мнение общества тоже делает нашу видимость возможной и наше существование сносным. И сейчас могу по себе сказать, что в части, в нашем батальоне, в нашей роте я приятно удивлен тем, насколько командование толерантно. Не могу сказать, что ребятам из нашего взвода прямо всё равно, но, правда, я не чувствую какого-нибудь страшного гомофобного давления на себя или моего партнера. Потому что мы в территориальную оборону записывались вместе и сейчас вместе служим в одном взводе».
Командование дало очень ясно понять, что гомофобии здесь не место.
Если говорить о проблемах, которые всё же остаются в Украине, то на что следует обратить внимание? Учитывая, что сейчас как раз июнь, месяц ЛГБТ-гордости.
«Осенью 2021 года на меня с моим партнером напали. Мы просто шли по улице, какие-то ребята увидели, что у моего партнера радужная лента висит, причем она была размером в три сантиметра. То есть для того чтобы ее увидеть, надо было очень сильно присматриваться. И избили нас. А уже зимой, в феврале, мы присоединились к территориальной обороне. И для меня это какие-то несопоставимые вещи — в мирной жизни тебя бьют за твою принадлежность и просто за сам факт твоего существования, а потом тебе приходится бороться за то, чтобы в том числе и те же люди, которые тебя избивали, жили в мирном Киеве. Чтобы они остались живы. Чуть-чуть такие, знаете, парадоксы оказываются. Но круто, мне кажется, что общество сейчас переосмысливает эту штуку. Но если почитать какие-то фейсбучные комментарии, я сейчас не очень туда лезу, грустно становится…
Особенно когда люди пишут, что «вот все ЛГБТ носятся со своей ориентацией, их бы отправить на фронт». Это неправильно по двум причинам. Во-первых, потому что на фронт, особенно в территориальную оборону, люди идут не по призыву, а добровольно. То есть это не сточная яма, куда можно просто «отправлять всех». А во-вторых, ЛГБТ-люди и так уже есть — в ВСУ, в ТРО (войска территориальной обороны), они волонтерят для армии и делают очень много работы. И они тоже умирают. Вот недавно был случай, когда парень Рома, я его не очень близко знал, но знаю, что он очень активно участвовал в жизни общества, урбанистикой занимался разной, чистил мозаики разные исторические, — и был убит. И об этом люди, гадящие в комментах, не хотят слышать. Они просто хотят отправлять всех «неугодных» на фронт. Хотя неизвестно, есть ли они сами сейчас на фронте или нет. Но мнение общества меняется, и мне это нравится. Был сюжет, например, о нас с партнером по BBC. Они выпустили его в российской службе и украинской службе ВВС. И комментарии очень сильно разнятся. То есть в российской службе, разумеется, такие — сжечь, повесить, кастрировать и все остальное. А в украинской очень много было комментариев под видео поддерживающих и одобрительно отзывающихся. И правда, это очень сильно поддерживает, когда ты здесь в окопах. И понятно, что мы все переживаем эти эмоциональные качели»
Но ведь и поддержки ЛГБТ-сообщества в Украине стало больше. Это как-то ощущается?
«Да, поддержки стало больше. Но! Сама армия кардинально не изменилась. Это все еще очень маскулинная среда, очень строго иерархическая. Я думаю, что она таковой и должна быть. С другой стороны, я рад, что мы не встречаемся с какими-либо проявлениями физической агрессии здесь или случаями подобного рода. Людям все еще нужно больше информации. Потому что ребята могут себе позволить рассказывать какие-нибудь гомофобские шутки или употреблять определенные бранные слова по отношению к россиянам, обозначающие гомосексуалов. Я думаю, мы все знаем, о каких словах я сейчас говорю. И это, честно говоря, все еще обидно. Я думал, что у меня какой-то иммунитет к этому, но нет, это все еще обидно, все еще гомофобские шутки ранят. Я думаю, что Украина должна пройти еще долгий путь, чтобы мы стали равно уважать всех людей».
Часто в комментариях встречается и противоположное мнение — мол, не время обо всём этом говорить, пока идёт война.
«Вы знаете, это просто мое любимое бинго “не вовремя”. Язык не вовремя, права человека не вовремя, вопрос ЛГБТ не вовремя — многое не вовремя. И оно никогда и не будет вовремя. То есть 30 лет, как Украина стала независимой от Советского Союза, и, например, вопрос языка до сих пор не вовремя. Никогда и не будет вовремя! Просто когда ЛГБТ-люди умирают, то представьте себе, кто будет хоронить, например, гетеросексуального мужчину? Скорее всего, придет его супруга, его дети, его семья соберется. Кто будет хоронить меня, если меня здесь двухсотнут на войне? Скорее всего, это будет делать моя мама, но она не знает, как меня хоронить. Потому что у нас есть эмоциональная связь, но, конечно, я не звоню маме и не говорю: “Ой, мама, знаешь, похорони меня”. Потому что это мощный эмоциональный удар. И это не такое дело, которое, мне кажется, родителям рассказывают. Но с моим партнером я могу поделиться такой информацией.
И я хотел бы, чтобы меня хоронил мой партнер, так как я этого хочу. Я понимаю, что потом мне будет все равно, но почему-то сейчас для меня это важная штука.
И я хочу сказать, что это актуально всегда. Это было вовремя и когда был Майдан. И там тоже были ЛГБТ-люди. А потом говорили, что нас не было. Мы ходили, например, на разные другие правозащитные акции, на марш за права женщин, на акцию за Стерненко. Я понимаю, что сам Стерненко может говорить что угодно о ЛГБТ-людях, но мне казалось, что это несправедливо. Поэтому мне показалось важным выйти за Стерненко. Конечно, мы ходили туда без радужного флага. Почему это важно сейчас? Потому что Украина не Россия, в Украине все-таки уровень свободы, уровень защиты прав человека выше.
Думаю, что сейчас, как бы это ужасно ни звучало, но Украина проходит свои эволюционные процессы, и, конечно, война — это ужасная вещь. Я не знаю ничего хуже в этом мире. Но она меняет мировоззрение многих украинцев, мы начинаем осознавать много вещей, о которых мы раньше не задумывались. В частности, о нашей собственной идентичности. И мне кажется, что в нашем новом сознании, в нашей новой идентичности нет места каким-либо проявлениям ксенофобии и притеснениям прав человека. Я думаю, что важно сейчас понимать, что бок о бок на фронте на второй линии, где сейчас мы, собственно, находимся, в тылу воюют совершенно разные люди, разных религиозных убеждений, разной сексуальной ориентации, разной гендерной идентичности. И сейчас, правда, важно, чтобы ты был хорошим солдатом, но важно понимать, что в частности гомофобия — это очень токсичная штука, что нам нужно развивать эмпатию в первую очередь. И понимать, что эти мировоззренческие вопросы сейчас актуальны, как никогда до.
Я еще хочу добавить, что то, что люди будут иметь равные права, не значит, что чьи-либо права будут при этом ущемляться. Это значит, что кто-то другой будет иметь такие же права, как и остальные люди в Украине».
То есть, здесь нет никакой угрозы. ЛГБТ — это не Годзилла, который вышел из моря и сейчас всех потопчет. Просто люди хотят жить и иметь те же права на уровне с другими людьми в Украине. Потому что мы так же платим налоги, мы так же воюем. И соответственно, если мы делаем все так же, то почему бы нам не иметь равных прав.
Каких действий вы ожидаете от украинской власти для защиты прав ЛГБТ-сообщества?
«Мы там Стамбульскую конвенцию все принимаем и никак не примем. Хотелось бы, чтобы полностью ее приняли со всеми словами, которые там написаны, а не выборочно. Хочется от власти почувствовать поддержку на таком уровне, когда чиновники выходят на Прайд и идут с нами бок о бок, тем самым демонстрируя, что они тоже за равные права. Мне кажется, что это была бы хорошая демонстрация
В целом я думаю, что этот путь повышения толерантности, или как это назвать, должны пройти не только люди в столице, но и население маленьких городков и сел, потому что если в Киеве ты более или менее безопасно можешь существовать — это я говорю, имея опыт гомофобных нападений на меня, то в маленьких городках все еще непроглядная тьма. И, конечно, ситуация меняется. Естественно, она будет меняться от центра, от Киева. Это должно стать нормой. И мне очень хотелось бы, как сейчас мы видим много историй о том, как браки заключаются на фронте, конечно, между мужчиной и девушкой, а мне бы хотелось тех же прав и для представителей однополых пар. Почему мы, например, с моим партнером, с которым мы уже почти восемь лет вместе, не можем пожениться здесь на фронте?».
Источник: эфир радиостанции “НВ”
