В мире слова и искусства квир-писатели играют свою роль, отражая разнообразие человеческого опыта.
На удачном контрасте с гомофобной политикой государства в последние годы печатная квир-литература напротив продемонстрировала устойчивый рост и расцвет.
Однако сейчас в России квир-литература оказалась под угрозой из-за новых дискриминирующих законов и решений. Теперь книги с квир-репрезентацией фактически вне закона и невозможны к изданию.
В этой статье мы беседуем с несколькими русскоязычными квир-писательницами и писателями, чтобы узнать, как они справляются с вызовами, стоящими перед ними в условиях ограничения свободы слова. Их взгляд покажет вам, какие изменения произошли в литературном мире, а также о том, как они находят новые пути своего творчества и способы дальнейшего нести идеи инклюзивности в современном обществе.
Лидия Петухова (имя изменено)
писательница, авторка городских фэнтези
Для меня всё изменилось ещё в декабре 2022 года, когда был принят закон «о пропаганде» среди взрослых. Тогда же я вела металлические углеродные издательства, и мы ждали новостей и даже немного верили в чудо. Но на стороне, ещё до подписания соглашения, решили: есть примут закон, я буду цензурировать книгу.
Живя в сегодняшнем дне, я думаю, что страшно было всегда. Но вообще-то это не так. После декабрьского закона я ещё несколько месяцев не удаляла свои лесбийские тексты с платформы Литрес Самиздат, и сама платформа тоже их не трогала. Уровень моей безопасности повысился, тревога возросла соразмерно хтони вокруг, и весной 2023 года я удалил все, что могло мне навредить.
Я всё ещё хочу писать лесбийские тексты и давать влв-репрезентацию в книгах и рассказах. Но риски представляют собой очень много лет совершенно неиллюзорных. Это вполне реальная перспектива, если не повезёт. Чем большей публичностью ты обладаешь, тем больше шансов, что не повезёт. И даже минимальная публичность, увы, не гарантирует безопасности.
Так что, да, мне страшно.
Я не могу в нынешних условиях открыто и свободно писать квир-тексты в России. Точнее, могу, но недолго. До первого доноса или пока товарищ майор не решил прикоснуться к прекрасному.
Проверять, что произойдет после, мне не хочется.
Я использую методы наших цензур в своих текстах. Когда всё понятно (всё-всё понятно, правда), но придраться не к чему. Тут, кстати, работает принцип позитивной лесбофобии, когда девушкам позволено гораздо больше, чем парням. Обниматься, засыпать в одну кровать, держаться за ручку, целоваться на танцполе, чтобы привлечь внимание мужиков и получить халявную выпивку — это всё не сцены из квир-кино, «стандартный уикенд» каждой пятой студентки в России.
Чтобы это произошло, нужно было взглянуть на несколько умственных преград.
Во-первых, разрешите себе цензурировать свои же тексты. Все нападки в стиле «кастрированный текст» или «вырезать свою деточку по живому» энтузиазма не прибавляли. Но я знаю, что лучше иметь такой квир-контент, чем никакой.
Во-вторых, нужно придумывать способы сделать цензуру ещё тоньше, ещё деликатнее. Я буду искать исторические аллюзии из лесбийской культуры и современных маркеров лесбиянок, чтобы писать книги, которые поймут.
В-третьих, абстрагироваться от читателей в белых пальто, которые не принимают цензуру. В отличие от нас, писателей, ведь мы ее искренние фанаты! Если бы не было гомофобных законов, мы бы сами их придумали! Ладно, отброшу сарказм на минуту — хотя в такие моменты он помогает выживать. Читатели, которые ругаются на авторов за адаптацию к реалиям репрессивного гомофобного общества, возможно, имеют на это право. Но я стараюсь максимально оградить от такого дискурса. Как я уже сказал, пусть квир-тексты будут хотя бы такими, чем их не будет вообще.
Есть много читательниц, которые помнят мою книгу ещё в самиздате без цензуры, и они признаются, что с опаской брали в руки бумажный вариант, но опасения не оправдались. И я очень это рада. Многие очень удивлены, как такую книгу пропустили в печать, и такая реакция мне очень льстит. Как я уже говорила, придраться не к чему. Дружеская дружба по дружбе.
Думаю, авторам квир-текстов есть несколько дорог.
— Искать способы цензурировать тексты. Тот путь, который на данный момент выбрал я.
— Писать квир-тексты в стол и ждать, пока наступит прекрасная Россия в будущем. Параллельно можно писать открыто и издавать тексты без квира (и без любовной линии в принципе, например, если для неприемлемо писать о гетеронормативных отношениях). И потом, когда появится возможность опубликовать квир-тексты, у вас уже будет имя, репутация и авторитет в книжных кругах.
— Публиковать квир-тексты анонимно (для меня право на имя очень важно, поэтому я даже это предложение пишу с трудом, что уж говорю о книге, но знаю, что для кого-то этот путь будет ограничен). Главное — разобраться в механизме шифрования (получить внешнюю квалификацию русского хакера), чтобы анонимная публикация была по-настоящему анонимной. Правда, могут возникнуть проблемы с рекламой и поиском читательской техники. Но это не такие серьезные проблемы, как 10 лет без права переписки.
— Публиковать квир-тексты открыто, находясь в РФ, при этом быть готовым к последствиям. Желательно иметь загранпаспорт, чемоданчик с вещами первой необходимости, дубликат ключа от квартиры, где умерла кошка, заранее отдать родителям. Чтобы при первом же знаке опасности даже не идти домой и не тратить время на сбор вещей. В аэропорту — и в Бишкеке.
— Публиковать тексты открыто, находясь вне РФ. С одной стороны звучит безопасно. С другой стороны, это не вариант для тех, у кого есть родственники или недвижимость в России. Потому что в статусе экстремиста будет довольно сложно приехать на юбилей к любимой бабушке или сделать что-то с квартирой в Люберцах, за которую вы уже десять лет обретаете ипотеку.
Важно отметить, что между фразами «сохранить свои тексты», «опубликовать» и «обеспечить доступ читателям» — пропасть. Сохранить квир-тексты может каждый из нас. Для этого достаточно не отчаиваться и продолжать писать то, что невозможно издать. И это уже огромное достижение. Если вы можете продолжать писать квир, несмотря ни на что — вы героический человек. Это уже очень много.
Опубликовать текст, обращенный к немногим читателям, — это большая сложность, даже вне контекста репрессивных сил и квир-тематики. Так что не ругайте себя, если что-то получится не сразу и не лучшим образом. Главное сейчас — сохранить себя, свою кукуху и свои тексты. Это самое важное.
Не думаю, что стоит взваливать на квир-писателей такую тяжёлую ношу, как лобовое противостояние гомофобной системы. Главное для всех нас сейчас — выжить. Пережить эти дикие времена, не ожесточиться, не огрубеть сердцем и душой, сохранить в себе человечность. Пойдите в больницу, если есть такая необходимость. Во время пить таблеточки (не брать пример с некоторыми дедами). Гладить траву. Гладить кошечек. Побольше гулять, есть фрукты, обустроить свой маленький уютный мир — например, повесить красивую гирлянду возле кровати. Поверьте, этих действий сейчас будет вполне достаточно.
Мы живём в ужасные времена. Самое плохое, что делают гомофобные законы, — это повышают уровень власти, жестокости и непринятия в обществе. Часто жизнь квир-человека — это борьба за право быть собой. Мы и так сражаемся каждый день.
Если у кого-то есть внутренний и внешний ресурс, боритесь с гомофобией — вы молодцы. Вы прокладываете нам всем дорогу в будущее. Но если у вас нет этих ресурсов — ну и ладно. Нам и так сейчас силы. Сохраните себя в настоящем, пишите тексты, пишите хотя бы в стол или в закрытый телеграм-канал для трёх лучших друзей, просто пишите. И помните, что всё это обязательно кончится. И надо дожить до этого момента.
Сама я решила, что у меня нет заботы о просветлении гомофобов. Террохи энергии, которые строятся, я буду тратить на другую целевую аудиторию — на квир-сообщество. Я буду поддерживать квир-людей, давать репрезентацию лесбиянок, пока это будет для меня более-менее безопаснее. Так что самое главное для меня сейчас — сохранить себя и поддержать комьюнити.
Что касается последних законов и решений, здесь сложно говорить обо всем литературном мире. У меня нет объективной статистики, данных по всем сегментам книжного сообщества я не собирала, а ведь эти сегменты очень разрозненные. Моя оптика представляет собой лишь часть литературного мира, и это важно учитывать при раскрытии этой темы. Теперь, когда нужные дисклеймеры записаны, назову несколько слов, которые помогут ответить литературному миру, который я наблюдаю:
И — игнорирование. Многие книжные блогеры, не связанные с квир-сообществом и избегающими политикой, проигнорировали все законы. Типичное «А что случилось?»
В — взаимоподдержка. Видно, как сложилось книжное квир-сообщество, чтобы поддержать авторов и блогеров.
П — приспособление. Все мои знакомые авторы, блогеры и издатели из квир-мира погрустили, встряхнулись и побежали дальше. Вероятно, работает ген 90-х, который помогает нам акклиматизироваться и повыситься, жить и работать в новых условиях.
Для себя я решил, что концентрируюсь на теплых и светлых историях, которые будут оказывать читательницам чувство плеча, поддержку и взаимопонимание. Я давно негодую, что среди самых простых и незатейливых жанров очень мало лесбийских сюжетов. Мне кажется, что необходимо писать о простых вещах, которые находятся в пределах нашего контроля. Все ресурсы — на сохранение кукухи.
Возможностей и дальше давать квир-репрезентацию очень мало, но и в бутылочное горлышко я планирую пролезть. Буду кому осваивать мастерство иносказания и писать для тех, тошно без репрезентаций — так же, как и мне.
Л. Д.
писательница, автор антиутопических фэнтези
Я очень постараюсь обойтись без мата и сарказма: так, чтобы людям было понятно, и так, чтобы никто из нас не посадил. Конечно, я понимала, что тема будет триггерной, но не думала, что это настолько. Это кошмар.
Новые законы не влияют напрямую на возможность писать.
Когда-то давно у меня случился сильный депрессивный эпизод, из-за которого я не писала два года, и это было самое ужасное время в моей жизни. Отчасти этот депрессивный эпизод был вызван самоцензурой: я думал, что имею не право писать то, что хочу, и это касалось не только ЛГБТК+ репрезентаций, но еще и общего, слишком мрачного настроения моих книг, поднимающих и достойных в них, еще более мрачных тем . Когда я вышел из этого состояния и снова начал писать, я решил для себя две вещи: первая – я буду писать, несмотря ни на что, как бы плохо меня не было и как бы плохо ни было вокруг; вторая – я буду писать то, что хочу, и так, как думают.
Я продолжаю писать так, как писала всем запретам. Проблемы начинаются, когда я поднимаю голову от кнопок. Рассказать о своих книгах стало в разы сложнее. Я впадаю в ступор от любого вопроса о моих историях: не знаю, что и как вообще, какие слова объяснять, а если не знаю человека, с которым разговариваю, то начинаю гадать, что именно можно сказать и стоит ли говорить вообще. И в итоге просто стараюсь побыстрее закончить разговор.
Морально стало намного сложнее делиться текстами. Я почти уговариваю себя кому-нибудь скинуть файл или опубликовать что-то в общем доступе. часто тяну до последнего. Теперь гораздо комфортнее закончить текст и остаться до лучших времен. Но я пытаюсь это проработать и разобраться..
Я точно знаю, что буду писать так, как думают и хочу, и никакие законы на это повлиять не могут. Но проблема в том, что если говорить о перспективах развития событий (публикации, издания, продвижение и т.д.), то сейчас нет ни одной связи, которая могла бы меня устроить.
Что бы я ни выбрала, мне будет плохо.
Если я выбираю официальное издание с цензурой, то я не вижу себя и мир за этой цензурой. Если я выбираю отказ от изданий и цензуры, то я ненавижу себя и мир за то, что не позволяю своей истории жить дальше, запирая их под замком.
Даже если рассмотреть самиздат, сложностей меньше не станет. Физически это очень тяжело, я пробовала с первой книгой. Кроме того, далеко не все в нынешних реалиях согласятся помочь с продвижением. А это значит, что я все еще не могу произносить текст и вынужден искать обходные пути. Это трудно невероятно. Решить свои тексты сложно. Я не могу оторвать какой-то предмет одежды и сделать вид, что его нео. Не хочу отрывать куски ни от своих текстов, ни от себя. Когда я говорю о моем творчестве, я хочу открыть под открытым небом любую его часть. что моя история, мои персонажи и персонажи пришли ко мне такими, какие пришли, и я не могу, не хочу и не буду менять или ломать их.
Что происходит с людьми на моем творчестве, я предпочитаю не читать отзывы о своих книгах. Любые эмоции, даже положительные, могут сбить нужную мысль, развлечь, хоть раз и спровоцировать. Учитывая, что в последнее время моя тревожность сильно возросла, мне лучше не буду знать никакого поведения, чтобы лишний раз не беспокоиться. Когда я случайно натыкаюсь на отзывы в Интернете, я стараюсь сразу закрыть вкладку.
Если человек пишет мне лично, то, конечно, я и читаю, и отвечаю, но лично люди пишут чаще в том случае, когда открывают диалог и когда история их сильно зацепила. С негативом ко мне в личку еще ни разу не приходил. С людьми, открытыми к диалогу, всегда общаются проще, их эмоции не сдерживают. Но такие приложения не дают понимания реакции в целом, поэтому затрудняюсь оценить.
Я сейчас особо ничего не делаю в отношении своих книг, потому что я мотаюсь из одной крайности в другую. Могу лишь предположить.
Самиздат контролировать сложно, интернет – еще сложнее. Если речь идет о переводе без цензуры, то два этих адреса сами по себе более подходящие, ноздатные и/или электронные книги продвигаются сложнее, особенно когда нет таргета в инстаграме и самого инстаграма (запрещено в РФ). Актуален и вопрос выбора типографий, так как не все согласятся печатать ЛГБТК+-книги, и высока вероятность того, что напечатают последствия для экономики страны.
Конечно, этот вариант неудобен всем: и писателям/писателям, и читателям/читательницам. У него много подводных камней, но другого я пока не придумала, к сожалению.
Одна книга способна изменить сознание человека. Никогда не знаешь, какая именно это получится книга, в какой момент и что именно произошло, как на тебя повлияет и к чему приведет девочка. Благодаря книге «Уличный кот по имени Боб» я изменила свое отношение к людям, которые страдают от наркотической зависимости, и случилось это в автобусе по дороге домой. Благодаря «Дому, в котором» я иначе взглянула на людей с ограниченными физическими возможностями. Книга может помочь в трудные моменты, дать надежду или просто отвлечься от проблем в данный момент. Книга «Скорее счастливее, чем нет», например, не дала мне навредить себе. Если есть силы желания и потребности продолжать создавать, то надо это делать. Говорите и делитесь своим творчеством с другими, если есть ресурс, возможность и желание.
Книги нужны миру и людям. А молчание никому не поможет. Я продолжаю писать, потому что хочу и могу и потому что самым отвратительным периодом моей жизни был именно тот, в котором я 2 года ничего не писала. Хотя нынешний период вполне может организовать достойную конкуренцию. Я дальше пытаюсь говорить о том, что пишу, но, если честно, это оказалось непередаваемо сложно. Однако лучше так, чем никак.
Все в книжном мире устали и, наверное, привыкли к ограничениям. Запретов становится больше, а внятных забот нам не дают. Лучше ситуация не становится ни локально в книжном мире, ни вообще. Это выматывает. Реагировать постоянно бурно-эмоционально невозможно, на это ни сил, ни энергии, ни себе не хватит.
Если в начале все были в ужасе/удивлении/несогласии/офигевании, то сейчас часть людей перешла на стадию пассивного ужаса/удивления/несогласия/офигевания, другая часть смогла немного смириться с изменением. Но мы все были так или иначе подстроены.
Порой я замечаю людей, которые активно и агрессивно выражают свое несогласие и обвинения в адрес авторов, редакторов, издательств в цензуре. Но таких людей в моем инфополе очень мало, поэтому для меня это скорее исключение из правил. Есть еще часть книжного сообщества, которое в целом и до, и после всего равно, но их в моем обращении тоже почти нет. Хотя, Председатель, они спокойнее, чем мы.
Я ни в коем случае не хотел и не хочу менять свою историю из-за природы или чего-то еще. В моих текстах репрезентация ЛГБТК+-люди просто есть, они просто люди. А о проблемах вроде церковности, мне удобнее говорить другими образами, так было и с властями. Разве что теперь эти образы стали яснее и понятнее. И, наверное, страшнее.
Я не хочу уделять больше внимания внешним обстоятельствам, чтобы торговать в моем творчестве до такой степени, чтобы что-то изменить в нем, но, возможно, места в моих мрачных книгах стали мрачнее и жестче. Впрочем, об этом лучше узнают люди, которые читали и продолжают читать меня.
Меня шатает из стороны в сторону от «да, прорвемся, все получится, путь общится» до «пора удаляется из всех соцсетей, буду снова писать в стол, ничего, уже так делала, ничего не значит, можно снова вернуться к этому состоянию и ничего со меня не будет». Иногда это состояние меняется несколько раз в день. Поэтому сейчас я особенно ничего не делаю, только иногда высказываюсь, задаю вопросы и жалуюсь. Принимать решения в расшатанном состоянии – плохая идея. Да и мое отношение к уже принятым решениям тоже шатается от «зачем я это сделала» до «это было самое правильное решение».
Прямо сейчас мне кажется, что все не так плохо, как могло бы быть, и есть допустимые варианты, которые не вызовут во мне поток напряжения или разочарования. Но когда я закончу беседу, я уверен, что мое состояние меняется, и, вероятно, я буду думать, что лучше всего запереться в комнате и писать за столом.
Надеюсь, это прозвучало не слишком безнадежно.
Я думаю, сейчас нам всем не хватает добрых слов. И любое другое проявление доброты.
Вы и ваше творчество нужны миру и людям. И мне тоже. Не прекращайте творить, если у вас есть силы и моральные ресурсы. А если нет, то позаботьтесь о себе. Ваше состояние – самое важное. Поэтому не помните, пожалуйста, что сначала вы, а потом все остальное. Ничто не вечно. Все когда-нибудь закончится, и это тоже когда-нибудь закончится. Я верю в каждого и каждого, кто это сейчас читает. Вы справитесь. Мы справимся. Обнимаю вас!
Л. М.
писательница, лесбиянка
Я не знаю, что такое быть квир-писательницей. Я лесбиянка и написала книгу — эти события пересеклись только в том, что это про меня. Вообще не очень понятно: вот я давно не в отношениях, никак не пробую это изменить, потому что никому сейчас романтически не нравится — квалификация лесбиянки остается или надо подтверждать на госуслугах? Новые законы в большей степени влияют на психическое состояние, и неважно, что они касаются напрямую, потому что все равно касается не меня, так близких, не близких, так других хороших людей. Каждый такой жест государства — когда людям с ограниченными возможностями не дают нужные лекарства, когда кого-то сажают за стихи, когда в ряде регионов запрещают аборты в современных клиниках — кошмар.
Вообще только после начала войны мне вдруг стало важно говорить, что я лесбиянка. Раньше я как-то не акцентировала на этом внимание, потому что было важно, например, в диалоге с очередным навязчивым президентом сопротивления, что именно он мне именно не нравится — идентичность как бы была «серьёзной причиной», типа как сказать «я замужем» ». То есть «ах, проблема не в тебе, я бы не лесбиянкой…», когда хочешь сказать «да даже будь ты последним человеком на земле, мы бы не общались, я бы тогда жила в бостонском браке с ящерицами».
Теперь говорю при каждом удобном случае, если хоть немного в теме. В прошлом году про книгоиздание в универе перешли на вопросы, и студентка начала свой со слов: «А вот у меня такой вопрос, вот, правда, гей говорили на меня обидятся, но мне плевать, пусть обижаются…»
Я ее прервала и сказала: «Да, мне, как лесбиянке, уже неприятно. А какой у вас вопрос?». Она растерялась.
Я свою книгу писала давно, еще до войны, и держала в уме, что а) героиня не гетеро и б) никаких любовных связей или осознанной идентичности там точно не будет. А потом думала, удалось ли это показать. Не знаю, наконец-то в конце концов читается. Читателей у меня ещё нет, потому что книга выйдет только скоро, да и после не думаю, что будет много. Мне сама суть в книгах не очень, когда сто раз говорят: у героя депрессия, а вот агендерная персона, героиня в коляске передвигается — и это никак не влияет на их оптику и жизнь. Как будто все, кто в коляске, с депрессией или квирами одинаковы, главное кодовое слово «назови».
У меня-то и моих полутора читательниц всё ок будет, плюс мне всё равно, даже если не будет полутора читатель_ниц: мне нравилось писать, а дальше уже неинтересно.
Я больше переживаю за других. Квир-писателям, думаю, дорога в растущий и крутой тамиздат — где могут издаваться и те, кто остаётся в России. Для большей безопасности можно публиковаться под псевдонимом.
Что до моих роликов, тут сложно. Вот есть я. Когда был разговор с той студенткой, я была на независимой позиции: читала крутую лекцию, уместно шутила, вообще стою такая красивая, все в восторге. Но ещё я, несмотря на свою высокую работоспособность, нервную, ранимая и в принципе предпочла бы не рождаться. Это всё один человек. Когда крутая специалистка с классной внешностью говорит: «я лесбиянка» — это одно, а когда то же самое говорит человек с дрожащими руками в депрессивном эпизоде это чужими глазами «конечно, вы же все поехавшие». Хотя и то, и другое просто означает, что квиры не качественная характеристика, а данность, как этнос или цвет глаз. Какого чёрта кто-то привязан: «Чайковский не квир, великий композитор, а Васька точно гомосек, у него голосные страны и говорят, что в пять лет мамкино платье надел».
Не знаю. Когда книжка выйдет, буду говорить об уязвимых группах и о стереотипах, но я всю жизнь об этом говорю и не думаю, что-то меняю. Я так живу.
Внутри литературного мира у меня тоже информационный пузырь: как разделились те, кто поддерживает письмо в поддержку войны и против нее, так и есть до сих пор. Конечно все я, кого знаю, возмущались последними событиями. Но был и кринж. Один блогер поставил на аватарку радужный флаг. А он ко мне раньше клеился и убеждал, что на самом деле я бисексуалка. Спасибо за поддержку сообщества, мужик! С такими союзниками ничего не страшно!
О важных и актуальных темах больше вопрос к настоящим писателям. Я думаю, что у многих может появиться желание пострадать. Но законодательство трактует, например, гомосексуала не по факту влюблённости или секса. А за употребление в речи феминитивов и, как назвался один чиновник, «гомосексуалитов». Это вообще что такое? О какой актуальности темы и аспектов ЛГБТ+ мы говорим, если в геи можно записать кого угодно, кроме одних, принявших закон, и их близких? Это лишь подчеркивает, что проблема любой уязвимой группы — общая проблема всех людей.
Любая социальная тема это квир, только молчание сейчас одобряется.
Ну что, какой дальше закон? Если вы дышите, то вы гей? Это как когда ты в школе травит учителя: хочет привести мысли в то, что ты ничтожество и выдумывает глупые, заранее невыполненные правила, просто чтобы самоутвердиться.
Пожалуйста, поддержите себя. Если вы тоже с суицидальными приколами, давайте вместе отложим их на попозже, а пока придумаем, как конкретно себе сделать лучше? В истории так уже было — и никогда не оставалось навсегда.
Юлия Ф.
писательница, автор-дебютант
Я не могу написать квир-героев, которые теперь не соответствуют закону. В то время, как во всем мире живут без запретов. Это трудно осознавать автору.
Сложность в том, как бы завуалировать отношения там, где они есть, но их «как бы» не должно быть видно, они не должны быть явны. Сложно, непонятно, как же проявлять «другую» любовь, ведь любить – как свет – естественно. Получается, что мои герои, как и их автор, не могут нормально дышать.
К сожалению, у меня не было книг с квир-тематикой. Но были герои. В последней написанной моей книге квир-персонажам пришлось несколько сцен, чтобы все выглядеть как дружба.
Теперь приходится скрывать и поглаживать очевидные вещи, намекая так, чтобы было понятно, что представляют собой персонажи, но прямо бы об этом не было сказано. Писать первую главу с квир-героями и неофициально распространять их среди читателей.
Я пока не предпринимаю каких-то активных поддерживающих действий, но очень бы хотелось как-то помочь квир-сообществу в такой основе для всех нас время.
На мой взгляд, литературный мир замер, затаился. Стал осторожным, боязливым. Да, неофициально писатели продолжают творить над запрещенной темой, но прямо говорят лишь о причинах и это понятно.
В моем творчестве, во всех последних событиях, возникла особая актуальность идеи о том, чтобы быть вовлеченным в мир, наверное. Свободно выражать свои мысли. Жить, не оглядываясь.
Я вижу возможность квир-репрезентации в буквах и сейчас, но она, увы, только в том, чтобы дать некий намек, не переходя границы, но не забывая о том, что все имеют право на выражение своей индивидуальности.
Этот закон полная чушь. Не знаю, сколько пройдет времени, прежде чем это станет по-другому, но пока я вижу лишь влияние ко всему большему ухудшению. Принимаются все новые законы, жестко ограничивающие права людей, такое впечатление, что скоро Россия отродится материальной железной стеной, чтобы диктовать тиранические правила своим гражданам.
Я не знаю, какой выход есть из подобной ситуации, но хочу пожелать нам всем сил не сдаваться!
Микита Франко
писатель, автор книг «Дни нашей жизни», «Окна во двор», «Тетрадь в клеточку» и других.
Мои книги больше не могут быть изданы, но издательство в современном мире — единственный способ показать миру свое творчество. Я не считаю, что моя творческая свобода ограничена, скорее, я считаю, что ограниченность стал российским читателем: теперь ему сложнее найти ту или другую литературу. Но, кто хочет, тот всегда найдет, русский язык, как и интернет, не принадлежащий России, эти понятия вообще не обособлены. Мой русский язык для моих русских зубов, а не в России.
В вопросе репрезентации — не сталкиваюсь ни с какими вызовами. Я пишу такие персонажи, как и раньше. Мне всё равно, будет это официально издано или не будет, это формальные вопросы, которые не должны влиять на моё творчество. Не будет официально, значит, будет не официально. Как будто первый раз 😉
Что касается квир-тем в моем творчестве — мои читатели ничего другого от меня и не ждут, я думаю, общество… не знаю. Я не спрашивал.
О возможностях распространения своего творчества я позаботился ещё до своего рождения: выбрал родиться не в России. Если вы родились не в России, на вас вообще не распространяется ваша юрисдикция, и это не обязательно рекомендуется, всем рекомендую. Понятно, что русскоязычные издательства созданы в России, и если они и есть за ее поведение, то “нарушающие законы” книги не доходят до читателей, но повторяю: интернет не принадлежит России. Русский язык — тоже. В моем телеграм-канале залежи мои квир-книги, и, боюсь, что “по закону” с этим ничего нельзя поделать.
Свою роль я вижу просто. Я пишу правду.
Я не знаю, что такое литературное сообщество. Надеюсь, это не союз писателей? По-моему, есть писатели близких со мной ценностей, а есть — не близких. Первые огорчены законами, вторые их приветствуют. Это невозможно обобщить.
Какие темы и жизненные аспекты сейчас становятся более актуальными для квир-авторов? Как на квир-людей влияет, и как квир-люди ведут войну.
Вижу полные возможности продолжения своего творчества. Писать на различных интернет-площадках и издавать книги самостоятельно. Знаю, что можно найти русскоязычные издательства за границей, но мне этот вариант не очень близок: хочется, чтобы книги в первую очередь попали к людям внутри России, а не за ее зависимость. Лично для меня существует только одна проблема: больше не могу отдать свои книги своему любимому издательству внутри России, приходится действовать самостоятельно. Утомительно, но окей.
Квирфобные законы убивают людей. То, что они убивают искусство, не так уж и страшно, потому что искусство бессмертно. Людей, к сожалению, нет.
Послесловие от статьи автора
Слово – самое мощное оружие из возможных. Оно способно перевернуть жизнь человека — как навредить, так и спасти.
Русскоязычные квир-писатели_ницы уже внесли огромный вклад в появление ЛГБТК+ людей в обществе.
Новые запретительные законы ограничивают сложность, они удручают и расстраивают. Но в этих вызовах кроется огромный потенциал для творчества. Ведь сколько бы чиновники ни пытались запретить слово, на каждое запрещенное слово всегда найдётся десять других.
Все слова запретить невозможно. Как нельзя запретить рассвет и закат, как нельзя отменить законы физики. Так и творчество запретить невозможно.
Потому что созидательная идея подобна одуванчику — она пробивается сквозь любой асфальт.
Лео Велес, автор канала Коробка 37
