У меня синдром Рейфенштейна – состояние при котором однозначно отнести мужчину с набором хромосом XY нельзя строго отнести к одному полу, их половое созревание проходит медленнее. Их детство может стать самым сложным периодом в жизни, а родители могут прибегать к различным калечащим операциям на половых органах, чтобы у их детей все было «как у всех». Мне повезло немного больше, но с момента полового созревания и до полного принятия себя и собственной интерсексуальности прошло около 10 лет.
Поздравляем, у вас мальчик
Мать была очень рада мальчику и назвала меня Александр – защитник. Отца у меня не было, я этому очень рад, это мог бы быть мужчина в растянутых трико, который по воскресеньям учил бы меня любить родину или бил бы мать, но его просто не было. Я идеализировал отцовскую фигуру, как часовщика, который завел этот механизм и устранился, а иногда вообще предпочитал думать, что зачат непорочно.
Игры мне нравились самые обычные, с той лишь разницей, что иногда мне нравилась роль матери или медсестры или девочки. Помню что просил мать накрасить мне ногти, она всегда красила мне только мизинец. Если говорить о стереотипах, в целом, мне были одинаково безразличны и машинки, и куклы, я не одевался в девчачье, разве что уже в 11-13 лет ради смеха вместе с одноклассницами мы красили меня и одевали в их вещи, которые на мне неплохо сидели. Даже сохранились редкие полароиды.
С возрастом я все меньше и меньше соответствовал маминым ожиданиям. Когда я стал слушать Queen, мама объяснила, что Меркьюри – гей, а все геи умрут от СПИДа. Наверное, так у меня появилась ипоходнрия: я боялся любого укола, а когда узнавал, что все-таки здоров – начинал думать, что болен раком.
В 13 лет, когда у всех мальчиков начинался пубертат, а у меня – нет, меня отвели к эндокринологу, врачу, который впервые попросил меня снять трусы и потрогал мой член и яйца, ничего необычного в строении моих половых органов она [это была женщина] не заметила, кроме того что у меня там нет волос, а они должны бы уже расти. Мне хотели назначить гормоны, но мать была против. До самого конца школы у меня не ломался голос, не было девушки [о молодом человеке речи не шло вообще], только множество подруг и симпатии к ним. Одноклассники и даже учителя, как я узнал потом от биологички, считали, что я вырасту геем. До 19 лет даже не было особенных предпочтений. Кроме детского опыта, о котором немного неловко вспоминать.
Первый секс
Я постарался забыть в каком возрасте это произошло. Это точно был первый класс или раньше [да, члены маленькие, но эрекция происходит, а оргазм ты испытываешь], я предложил соседскому сыну старше меня на год быть «голубыми» (так тогда в 90-ые это называли). Мы встречались для «игр» и родители никогда не заходили проверить что мы делаем.
Забавно, но про онанизм мы узнали позже, я научил его этому. Однажды за домиком на даче я глядя на свой эрегированный член подумал «неужели он нужен только чтобы справлять малую нужду?», помните сказку про волшебную лампу?
Когда проходила первая инаугурация Путина мы впервые подумали о том, чтобы попробовать анальный секс, но не стали. Может было страшно, а может из уважения к будущему президенту.
Он дружил со многими девушками, я дружил тоже, но что делать дальше ни он ни я не знали. Никто из них не улавливал во мне мужчину и думаю чувствовал ту же растерянность. В 16 лет у меня появился худо-бедно нормальный интернет и порно. Очень скоро я понял, что гетеро-порно интересует меня только на половину, и коллекция «любимых» фотографий стала состоять исключительно из фото голых мужчин.
Из энциклопедии по биологии и личного опыта я знал, что анус – эрогенная зона у мужчин. Я стеснялся собственного тела, прикосновения к себе там, воспринимал это как нечто грязное, а само удовольствие, которое испытывал – чем-то запретным за что непременно должно быть стыдно.
Мое отношение к заднице изменилось в 19, когда у меня появился молодой человек. Мы познакомились случайно без соцсетей и сайтов знакомств [айфона еще не было, а интернет был дорогой и медленный]. Он изменил мое мнение обо многом и впервые сделал мне римминг, попросив того же в ответ. Встречались мы всего два месяца, я остался очень благодарен ему – он показал мне часть моей сексуальности.
В 20 я женился, через шесть лет развелся. Я спал голым в одной постели с несколькими девушками после, и между нами даже было некое подобие петтинга. Не могу судить наверняка, наверное, подобное практикуют лесбиянки и так проявляют близость.
Некоторые девочки были влюблены в меня, а я в них нет
Всем моим подругам комфортно в моей компании, мы могли говорить, о чем угодно, в том числе о мужчинах, в том числе о гетеросексуальных. Я знаю, что некоторые из них были влюблены в меня уже во взрослом возрасте и предлагали быть вместе, я думал об этом, испытывал романтические чувства к ним, но трахать их совсем не хотел. Когда я думаю об отношениях с женщиной, я думаю об этом как об отношениях с человеком которого очень хорошо знаю и понимаю. Вряд ли у меня могло бы что-то с ним сложиться, как не складывалось с парнями, с которыми мы сходились во взглядах на 99%.
С мужчинами мне проще, я люблю шутить, что ты точно знаешь каким он проснется утром – таким же каким ты встретил его вечером. Мне понятная только половина женской природы, но не вполне понятно женское тело, мне не нравится косметика, я не смог бы ее носить.
Я не шовинист, но член между ног все-таки лучше, во всяком случае лично для меня, я не настаиваю, и рассуждаю о нем только как о секс-девайсе, а не символе превосходства.
Ксанакс, как лучший любовник
Принятие себя – сложный путь. В юности ты проходишь его в лучшем случае с помощью друзей и алкоголя. В моем, худшем, наркотиков – с ними тебе кажется у тебя нет недостатков, ты умен, сексуален, красив и общителен по крайней мере 4-8 часов. С транквилизаторами и снотворными примерно история обратная, они помогают забыть неприятное и не думать о недостатках.
Однажды я переборщил с веществами от несчастной любви, проснулся среди пустых бутылок и упаковок от снотворных. Я пошел к университетскому психологу, которому, конечно, не мог сказать всей правды: на третьем курсе [в 17-18 лет] я безответно влюбился в молодого человека, он обещал встретиться несколько раз, но на самом деле не собирался этого делать, а сказать прямо об этом не считал нужным. Я ждал его иногда, или ждал звонка, потом я начал сопровождать ожидание алкоголем, а затем и веществами [я учился на фармфакультете и достать мог все или почти все].
Психолог посоветовала сказала, что наркотики – это плохо и посоветовала чаще думать о хорошем, выписала мне таблетки [такие, которые я уже пробовал и они мне не понравились].
С неразделенной любовью как-то удалось справиться, с любовью к транквилизаторам нет. Они стали моими неизменными спутниками в любой сложной ситуации и, особенно, в поездках к матери. Одноклассники, гражданские мужья матери, вопросы про девушек, гомофобные шуточки. Все проплывает мимо, когда в желудке плещется алпразолам [более известный как Ксанакс].
Когда я уезжал в Москву у моей подруги закрывался отдел в аптеке – нужны были два рецепта на алпразолам. Учет вещь очень сложная. Я, конечно, помог коллеге заодно «упаковавшись» перед поездкой в столицу. Я пил таблетки весь первый месяц в Москве, они помогали расслабиться с сегодняшним партнером, не помнить подробностей утром. В метро и на улице я всегда брал с собой блистер, держал их в потной ладони, запивал на ходу если чувствовал хотя бы легкую панику в толпе и на платформе метро. Иногда я в шутку говорил, что моим лучшим любовником был Ксанакс.
Если бы ты был телкой, я бы тебя трахнул
В университете я не пользовался особенной популярностью у девушек, если только это не была дружба, или взаимовыгодное сотрудничество. Парней я вообще раздражал. Нормально жить в собственном теле и осознавать, что оно вообще-то изменилось с 11 лет я научился только ближе к 30. Тогда же у меня появилась теория относительно причин агрессии со стороны махровых гетеросексуальных однокурсников: возможно, они испытывали когнитивный диссонанс – во мне было нечто по-женски привлекательное для них [бороды у меня до последнего не было, а голос был достаточно мягким], нечто женственное, но в тоже время физически я был мальчиком, а значит привлекало их нечто для них запретное.
Парень, с которым у нас случалась большая часть конфликтов на выпускном напился, мы обнимались с ним и он сказал мне «если бы ты был телкой, я бы тебя трахнул» я засмеялся и ответил «кто тебе сказал, что я предпочитаю пассивную роль»
Пол не хотите менять – и ладно
В 20 лет у меня снова начались проблемы с таблетками из-за позднего пубертата, приездов к матери в нетрезвом виде, и переживаний по поводу разрыва первых отношений с молодым человеком, одновременно с началом отношений с будущей бывшей женой [знавшей обо мне все]. Тогда я впервые попал к психиатру, который назначил мне уже полноценную схему лечения, хотя с диагноз мне так и не поставили. Принимая литий я сильно располнел, меня это устраивало, я хотел стать «поплотнее» и снова пошел к эндокринологу, а затем к генетику и в конце концов к урологу, который впервые обратил внимание на то, что мои половые органы хоть и несущественно, но отличаются от «обычных».
Генетик это подтвердил, мне поставили синдром Рейфенштейна – нечувствительность к собственному тестостерону. В гормонах не было бы никакого смысла, их уровень был в норме, мой организм просто не реагировал на них, у меня выполнялась норма эстрогенов для женщин и тестостерона для мужчин. У меня искали так называемую слепую матку, но не нашли.
Мне очень повезло с врачом-урологом, я спрашивал нужна ли мне операция, чтобы все было «как у всех», он предупредил меня, что во-первых я могу полностью потерять чувствительность, и – если это важно для меня – крайнюю плоть, во-вторых главное, что я не хочу менять пол – это проблема куда большая чем просто смещенная уретра и кривой член.
Я действительно не хотел, а многим моим партнерам «эта форма» даже нравилась. Было время когда я думал о груди первого размера.
Проще снять с себя гендер, чем надеть субкультуру
Как я уже писал ранее, научиться жить в собственном теле мне «помогли» наркотики, психологи, психиатры и друзья-геи, которых у меня в Москве появилось достаточно много. Тем не менее я никогда не вписывался в «тусовку», никогда не собирался компаниями больше, чем по трое, мне не нравятся гей-клубы, особенно русские гей-клубы, я не до конца понимаю свободную любовь и секса как рукопожатия [хотя one night stand в моей жизни случались]. В гей-среде мне также комфортно как с подругами, с той лишь разницей что тут уже я могу спрашивать, о чем угодно [мои друзья-геи в основном старше меня].
В целом отказаться от пола [или гендера] для меня проще чем примерить на себя субкультуру с ее кодами, не все из которых мне подходят.
Александр Осипов
