В результате страшных событий последнего месяца происходит массовый исход не только из Украины, но из России тоже. Россияне не в таком тяжелом положении, как украинцы, но тоже тысячами бегут из родной страны от милитаризма, репрессий и общей невыносимой атмосферы. В том числе и ЛГБТ: мы поговорили с четырьмя людьми, оказавшимися в новой эмиграции, и спросили, куда они уехали и рассчитывают ли вернуться.
Алексей Назаров.
«Я, конечно, периодически читал у некоторых правозащитников, что в России всё не так плохо, как кажется, что надо искать и акцентироваться на крохотных позитивных изменениях. Однако я постоянно жил в ощущении приближающейся неминуемой бури. И речь тут не только про постоянные гомофобные угрозы онлайн и оффлайн мне и моему партнёру, не только про государственную гомофобию. Я ощущал фальшь и нелепость окружающей меня российской действительности, игнорирование ценности человеческой жизни. Мне просто не хватало воздуха, чтобы жить. Последний год я искал продуктивные формы выражения протеста. Однако то, каким я видел протест, не было безопасно для моих родных и близких.
24 февраля около 5 утра я увидел запись речи человека, считающего себя президентом России. После того, так он объявил войну Украине, и было принято решение уехать. Мы с партнёром отчётливо увидели будущее России и ту опасность, которая непременно настигнет именно нас, как открытых геев, гражданских активистов, правозащитников. 25 февраля мы улетели во Францию, где подали ходатайство о предоставлении нам статуса политических беженцев. Сейчас нам помогает местное ЛГБТ-коммьюнити. А мы в свою очередь стараемся помогать выехать из России оставшимся там нашим ЛГБТ-друзьям.
Мои прогнозы исключительно пессимистичные. Думаю, авторитарный режим будет только усиливаться и подавлять любые протесты. Да и немалая часть населения России поддерживает происходящее. ЛГБТ-люди будут подвергаться ещё бо́льшей дискриминации. Изменения, конечно, произойдут. Гражданский протест и гражданское неповиновение рано или поздно снесёт этот режим. Но я не возьмусь гадать, когда. Говорить о каком-либо возвращении вообще сейчас не хочется».
Рина.
«Мне в этом году исполняется 20 лет, и до отъезда я только искала своё место во взрослой жизни. Наверное, от этого было немножко легче принять решение об отъезде: никаких ипотек, детей, работы с шестизначной зарплатой или домашних животных. С другой стороны, в таком юном возрасте очень сложно покидать родную страну, с которой были связаны надежды и мечты, в которой были очертания будущего. Я училась в университете на журналистку, стажировалась в разных изданиях, готовила свой первый текст для большого медиа, который после 24 февраля публиковать стало абсолютно неуместно. Совсем другая теперь повестка. Работать в честной, настоящей журналистике в России было моей мечтой лет с 14, когда я случайно наткнулась на выпуск «Новой газеты». Сейчас всё это кажется каким-то туманным, я пока не понимаю, можно ли из другой страны писать о происходящем в РФ, можно ли делать это хорошо? Или мне стоит оставить фантазии позади и записаться на курс по какой-нибудь скучной айтишной профессии? В общем, это всё больно, сложно и непонятно, мне кажется, у меня и у многих молодых людей сейчас действительно отобрали будущее, как бы это пафосно ни звучало и каким бы пустяком не казалось по сравнению с тем, через что сейчас проходят люди в Украине. Я любила Россию, любила Москву, мне удалось сделать её для себя комфортной, насколько это возможно – создать вокруг себя какой-то баббл из своих людей, понимающих и принимающих. Я знала места, в которых мне было комфортно, ходила на квирные тусовки, в последнее время их становилось много и я думала «как круто, что даже со всем этим мраком вокруг квир-сцена развивается, как здорово, что мы можем танцевать и любить на фоне тлеющего авторитаризма и вопреки ему». Конечно, трансфобия была. В моей жизни её было меньше, чем у некоторых, мне повезло, я рано начала гормонотерапию и у меня всегда была довольно андрогинная внешность, поэтому я почти сразу после начала перехода стала «пассовать» (считываться как цисгендерная девушка). Поэтому на улице я чувствовала себя небезопасно скорее не как транс*девушка, а как любая молодая девушка, был кэтколлинг, неуместные подкаты, вот это всё. Этого полно в любой стране мира, мне кажется. Но я жила с мужскими документами, что добавляло стресса, пару раз из-за этого сталкивалась с открытой трансфобией. Как-то женщина в поликлинике, как увидела мой паспорт, сказала «убираться из страны» (надеюсь, она теперь счастлива). И особенно тяжело пришлось в ОВД, когда меня задержали на антивоенном митинге. Это был довольно травматичный опыт, о котором пока не хочется говорить. Но чаще происходили просто курьёзные ситуации: «девушка, это же не ваш паспорт, вашего брата наверное» и прочее. К такому привыкаешь, и это через некоторое время просто забавляет. Но опять же, жить в Москве в этом плане привилегия и я понимаю, насколько тяжело в нашей стране другим людям.
В прошлом году я начала заниматься политическим активизмом с одним низовым движением, на которое сейчас оказывают давление власти. С тех пор мои данные сливали «эшники», про меня делали трансфобные посты в ультраправых телеграм-каналах, мне приходили угрозы. Это напугало и несколько травмировало. Я на какое-то время решила отдалиться от активистской деятельности, хотя бы пока не сменю документы и не смогу чувствовать себя безопаснее при задержаниях и арестах. Но когда началась война, я не смогла просто сидеть бездействовать. Для меня это отчасти личная история: я наполовину украинка, там живут мои родственники. За неделю я, кажется, поучаствовала во всех возможных видах протестной активности: несколько дней подряд выходила на митинги, расклеивала в своём районе антивоенные листовки, каталась по метро с «тихим пикетом», делала посты в соцсетях. После всего этого появилось предчувствие, что мне за это прилетит, и оно крепло, когда полицейские приходили «побеседовать» сначала к моим родителям, потом по адресу временной регистрации, где живут другие родственники, а потом и вовсе на съёмную квартиру, которую я никогда нигде не указывала как адрес проживания. Параллельно мне опять начали поступать угрозы в мессенджерах, кто-то пытался взломать мои соцсети, каждую секунду приходили смски с кодами регистрации для приложений, которые я никогда не скачивала. На почту пришло предупреждение от Твиттера, мол, роскомнадзор запрашивал мои персональные данные из-за «незаконного контента» (листовок, которые мы с партнером вместе нарисовали и которые разлетелись на 10 тысяч лайков). Мне стало страшно. Ещё страшнее стало в день, когда появилась информация про закон о фейках. Мне не хотелось садиться в тюрьму. Я понимала, что оказаться в мужской камере для меня равноценно смерти. Я очень импульсивно собрала чемодан, связалась с фондом, который помог мне купить билеты, и в тот же день улетела в Ереван. Вариантов «куда валить» было не так много, у меня через 2 месяца истекает загранпаспорт и по нему меня бы мало куда впустили. Армения – христианская страна, гораздо более консервативная, чем Россия. Здесь не лучший климат для ЛГБТ+, особенно для трансгендерных людей. Слышала от местных активистов и про гомофобные митинги, и про избиения, и про убийства. Но кажется, во-первых, к приезжим в этом плане относятся снисходительно, во-вторых какую-то безопасность можно себе обеспечить. Опять же, мне легче благодаря хорошему пассу, на улице меня вряд ли поймают и закидают камнями. Из-за ситуации с документами приходится тяжело, сейчас я ищу постоянное жилье и пока ночую в хостелах/отелях, где часто нужно показывать паспорт. Но проблем пока не было, я не очень феминно одеваюсь, в конце концов, можно принять меня за мужчину, у которого проблемы с гормонами. (Это моя отговорка на случай, если прикопаются). Здесь тоже есть квир-коммьюнити, оно не такое большое и открытое как в Москве, всякие ивенты почти всегда подпольные, но это помогает не поддаваться панике и ощущению, что я одна здесь такая. Где-то через неделю после моего побега сюда приехал и мой партнёр, транс*мужчина, вдвоём нам гораздо легче. Поддержка близких в эти времена – самое главное. Я пока не очень поняла, что делать дальше, я работаю на фрилансе, и от отсутствия стабильного заработка тяжело планировать. Пока жду даты записи в консульство, чтобы подать документы на новый загран. Не знаю, дадут ли мне его, потому что по документам я мужчина призывного возраста, уклоняющийся от службы. Если да, будем делать шенген и просить убежища в Европе. Если нет, может останусь здесь или попробую съездить в Россию и сменить документы.
Видела в твиттере шутки про цитату какого-то политолога, мол, «режим может продержаться от 2 месяцев до 12 лет». Выглядит комично, конечно, но здесь правда сложно построить прогноз точнее. Никто сейчас не понимает, что происходит в окружении Путина, есть ли этот пресловутый раскол элит. Мне кажется, что вероятнее всего, какие-то изменения будут в 2024, если он попробует пойти на ещё один срок, то это точно вызовет массовые протесты. В таком случае, вообще при какой-то революционной ситуации я бы сразу же вернулась. Мне бы хотелось поучаствовать в этом лично, эта власть посадила многих моих друзей, принесла моей семье много боли. Было бы здорово посмотреть на её крах своими глазами. Если это всё затянется на десятки лет и Россия будет постепенно превращаться в Северную Корею, я, наверное, останусь эмигранткой. Из-за границы в такой ситуации можно сделать больше, чем из-за решетки. Я понимаю, что если власть сменится, бытовая ЛГБТ-фобия никуда не уйдёт, но я прожила с ней большую часть своей жизни и мне не привыкать. В более-менее свободной стране будет легче бороться за свои права, не будет страха полицейского насилия. Возможно, при честных выборах я бы даже попробовала себя в публичной политике. Но это всё пока мечты».
Ксандр
«Я гражданин Украины, в РФ прожил 10 лет, ещё родители перевезли. Работал графическим дизайнером, делал сайты, в 2020 переехал в Питер. После переезда решил, что нужно найти себе комьюнити людей «в теме» (ненавижу это формулировку), нашёл в ВК комьюнити-центр «Действие», походил на пару встреч для геев, и мне предложили вести эту группу. Стал активным участником волонтёрской команды, делал дизайн, вёл группы, помогал чем мог. В 2021 стал частью проекта по профилактике ВИЧ (тоже часть КЦ «Действие»), обучился, стал аутричем, ключевой группой были МСМ и ТГЛ. До Питера я жил в Норильске (маленький закрытый город). За всю жизнь в Норильске и в Питере ни разу не столкнулся с открытой ненавистью и гомофобией, были небольшие конфликты на работе с охраной (был ведущим в клубе), но они быстро решились и ко мне хорошо относились. Я был тем самым «нормальным» геем для общества, не «манерный», не веду себя «как баба». В общем, свой пацан.
Весь этот пи*дец начался 24 февраля, в мой день рождения. Я проснулся утром и вместо радости испытал боль, порыдал, хорошо, что ночевал у друзей: и порыдать и успокоиться вместе было проще. В этот же день появилась мысль, что нужно ехать. Как и куда, было неясно. Созвонился с тётей (живёт в Германии), она сказала: денег дадим, главное уезжай (с деньгами у меня было сложно). В общем пару дней доделывал дела, решал, что беру, а что — нет. Подруга помогла со сдачей квартиры владельцам (взяла на себя уборку и разбор всего, что оставлю). Мой коллега сказал, что у него есть друг в Нарве (Эстония) и сказал, что он готов меня принять и помочь. На границе был допрос из серии «кто, откуда, куда и зачем, когда вернётесь», завуалированно спрашивали об отношении ко всей ситуации. Уезжал я 28 февраля вроде (уже не помню). Дам совет всем, кто будет выезжать — врите как никогда, придумайте историю, все детали, и рассказывайте погранцам, говорите что вернётесь, что сейчас вам нужно отдохнуть, или что у вас где-то больная бабушка, в общем что-то реальное и жалостливое, чтобы пропустили. В Эстонии тоже был разговор, именно он, не допрос. Рассказал, что я ЛГБТ- активист, говорил им правду, что еду в Германию к родственникам и что не знаю, что дальше будет. Предложили помощь, но я отказался, так как ехал дальше.
В общем, сейчас я в Германии. Пожил неделю у родственников и пошёл сдаваться как беженец. В Европе отношение к ЛГБТ хорошее, думаю, это все знают, но если попадёте в лагерь беженцев, лучше не говорите об ориентации до момента общения с органами власти или теми, кто будет вас регистрировать. Дальнейшие планы регистрироваться как беженец (Азюль, вроде так) и интегрироваться в немецкое общество. Мои коллеги из Питера познакомили меня с русскоговорящими немцами, занятыми в сфере профилактики ВИЧ. Как подтяну немецкий, планирую к ним податься.
Прогнозы про РФ не лучшие. С каждым днём становится всё хуже и хуже, и впереди не 90-е, как многие фантазируют, а будет гораздо хуже, просто не все это осознают, или боятся себе признаться. Сердце обливается кровью за маму, сестру, друзей и коллег, кто не имеет возможности сейчас уехать. Мне страшно за них и больно. В Россию возвращаться не готов. По моему мнению, ещё очень нескоро что-то изменится и станет лучше. РФ шагнула лет на 30 назад и очень долго будет строиться заново».
Руслан Омаров.
«В России я жил наполовину в шкафу, я, собственно, и сейчас так живу. И нет, сам я не испытывал дискриминации – но опять же поскольку нигде, за пределами коммьюнити, особо не афишировал свою ориентацию. Кроме того, у меня были средства, я мог позволить себе некоторую независимость. Причина отъезда – общая душная обстановка и надвигающийся фашизм. Я выбрал Украину потому, что мне нравится ее путь – становление частью европейской гуманистической цивилизации. В какой-то момент я мог бы уехать и западнее, но помешала вначале природная лень, а затем и истощившиеся финансы. Я верю в победу Украины и вообще в победу человеческого над звериным, но какова будет цена этой победы – предсказывать боюсь. По поводу России я далек от оптимизма. Вне зависимости от того, чем кончится эта война, нетерпимость к инакомыслию и репрессии будут нарастать, фашизм – укрепляться. Я убежден, что будет новая война против западной цивилизации, и не одна. Россия может измениться лишь пройдя через тотальное поражение, через капитуляцию и полное разрушение этой мифологии “уникального пути”, “евразийства”, “державности” и тому подобных химер, которые высосали из пальца местечковые философы в середине-конце XIX в. И культа силы, конечно, главной национальной “скрепы”, вокруг которой нарастают уже все остальные фобии, включая гомофобию».
