В предыдущих частях мы рассмотрели различные факторы, способствующие обращению ЛГБТ-людей к множественным формам самолечения, в частности, обращению к употреблению психоактивных веществ (ПАВ). Мы описали модель «зависимость как самолечение», обратились к модели синдемии, социально-экологической модели, принципу охвата всех этапов жизни, метафору дисфункциональных систем, метафору травмы и то, какое значение для формирования зависимого поведения имеют индивидуальные, коллективные, культурные и исторические травмы, а также модель стресса меньшинства. В этой части мы опишем уровень социальных институтов и то, с каким специфическим травматичным опытом ЛГБТ-люди могут встретиться здесь.
Институциональный уровень.
На институциональном уровне рассматриваются социальные (в широком смысле, включая экономические, политические, культурные) институты, окружающие человека, такие как институты системы образования, здравоохранения, политики, юриспруденции, религии, трудовой сферы, медиа и т.д., как их характеристики влияют на степень здоровья и психологического благополучия человека, и какие характеристики этих институтов ведут к тому, что человек обращается к самолечению.
Институциональный гетеросексизм – это те разнообразные практики, с помощью которых социальные институты устанавливают, поддерживают и воспроизводят неравенство по отношению к негетеросексуальным и нецисгендерным индивидам и сообществам, выделяя особое место гетеросексуальности (см., напр., Preventing heterosexism and homophobia / editors Esther D. Rothblum, Lynne A. Bond. 1996, Sage).
Ниже я не стремлюсь представить полный анализ институционального гетеросексизма, с которым сталкиваются российские ЛГБТ. Скорее, я здесь задаю определенную рамка для анализа, который далее может быть продолжен. Важно то, что что стресс меньшинства и травматичный опыт, переживаемый по причине институционального гетеросексизма, может провоцировать обращение к различным формам самолечения, в том числе с помощью ПАВ.
В России вся система воспитания и образования, начиная от детской литературы, мультфильмов, игрушек, игр, неформальных систем поддержки, детских садов, школ, университетов и пр. воспроизводит в качестве нормативной модели именно гетеросексуальные отношения. У детей конструируется впечатление, что только гетеросексуальные отношения являются правильными и естественными. Другие типы отношений исключены под страхом административной ответственности за «пропаганду нетрадиционных сексуальных отношений». Исключая информацию об ЛГБТ-людях в истории система образования формирует у ЛГБТ-молодёжи вне исторический тип мышления и самовосприятия. Потребности ЛГБТ-детей и подростков никак ни учитываются не на уровне повседневного взаимодействия, ни на уровне учебных программ. И зачастую в образовательных учреждениях игнорируется травля на основе ЛГБТ-фобных предубеждений и ненависти.
В западной литературе огромное место занимают исследования разрушительного влияния на здоровье и благополучие ЛГБТ-людей институционального гетеросексизма в системе здравоохранения, психологической и социальной помощи (см., напр., Julie Fish. Heterosexism in health and social care. 2006, Palgrave Macmillan). Из очевидного: значительное число ЛГБТ-людей не будут сообщать сотрудникам системы здравоохранения, включая врачей и медсестёр, о своей негетеросексуальности из опасения ЛГБТ-фобной реакции. И это опасение вполне имеет свои основания. Я уже делал более всесторонний анализ институционального гетеросексизма в сфере профилактики ВИЧ. Отдельно стоит отметить риски травматизации при взаимодействии с медицинской системой, которые существуют у трансгендерных людей. Поэтому, например, организации и инициативные группы сообщества могут вести списки дружественных врачей различных специальностей и делиться этой информацией с представителями сообществ, а также обучать врачей этике работы с ЛГБТ-пациентами. ЛГБТ-фобные психологи, к сожалению, обыденное для России явление: постоянно приходится слышать истории, когда вместо помощи по своему запросу человек получает ответ, что во всех его проблемах виновата негетеросексуальность. Иногда это может сопровождаться и предложениями о «терапии гомосексуальности». К сожалению, на системном уровне с этой проблемой практически ничего нельзя сделать в условиях современной России. Сфера социальной помощи, в силу её существования в России, в меньшей даёт примеры институционального гетеросексизма, но только потому, что ЛГБТ-люди просто туда не обращаются. Собственно то, что сам дизайн социальных служб не предусматривает обращение в них представителей ЛГБТ-сообществ – есть прямая демонстрация институционального гетеросексизма, который заложен в эту систему по умолчанию.
Институциональный гетеросексизм в сфере труда и занятости постепенно преодолевается в западных обществах в частности через политику нулевой терпимости к дискриминации по признаку сексуальной ориентации или гендерной идентичности, прописывания в политиках компаний поддержки сексуального и гендерного разнообразия среди сотрудников и проведение тренингов толерантности, возможности получения трудовых бенефитов на однополых партнёров сотрудников даже в тех странах, где законодательно нет никаких официальных форм признания однополых союзов. Однако российская действительность далека от западных трендов в этой сфере: большая часть ЛГБТ-людей по-прежнему ежедневно продолжает проживать стресс меньшинства на рабочем месте. Некоторые международные компании, работающие в России, и здесь используют единые политики, в частности, например, о признании однополых партнёров своих сотрудников, в случае, когда речь идёт о каких-то бенефитах, распространяемых на партнёров сотрудников. Однако даже этими, доступными очень небольшому проценту работающих ЛГБТ, возможностями в российском контексте готовы пользоваться ещё меньшее количество людей – ежедневный, бытовой гетеросексизм и микроагрессию в коммуникации с другими сотрудниками, к сожалению, никто не отменяет.
Медиа/СМИ как социальный институт конструируют реальность большинства из нас, поскольку мы вовлечены в те дискурсивные практики, включая моральные паники, которые они (вос)производят. К медиа относят и социальные сети. Даже если человек сознательно ограничивает свои отношения со СМИ, то многие всё равно остаются открыты воздействию социальных сетей как в формате скролинга новостей ленты друзей, так и более-менее сознательно выбранного контента. Однако динамика отношений – в первую очередь уровень восприимчивости к информации, получаемым из них, и уровень манипулятивности этой информации – с социальными сетями иная, чем со СМИ, а навыками информационной безопасности и критического восприятия информации, к сожалению, владеют не все. Кроме очевидной травматизации для ЛГБТ-людей, которая может произойти вследствие нагнетания ЛГБТ-фобных моральных паник и неадекватной представленности ЛГБТ-людей в СМИ и медиа, важно отметить менее очевидный вторичный стресс, который могут проживать ЛГБТ-люди, когда читают новости о преступлениях на почве ЛГБТ-фобной ненависти, а также репрессий в отношении ЛГБТ-активистов и движения. Этот вторичный стресс раскачивает и без того лабильную нервную систему ЛГБТ-сообщества, постоянно живущего в хроническом стрессе. И для части ЛГБТ-людей это чревато серьёзными психологическими сложностями, с которыми им может помочь справиться только психотерапия, антидепрессанты или обращение к ПАВ как способу самолечения.
Институциональная религия в современной России в подавляющем большинстве случаев гомофобна. Медиа постоянно цитируют гомофобные высказывания религиозных лидеров православия, ислама и иудаизма. Поэтому религиозная травма присутствует в жизни не только тех ЛГБТ-людей, которые являются приверженцами какой-то религии, но и всего ЛГБТ-сообщества. Это проявляется в отношении ЛГБТ-людей к религии, как к непримиримому врагу, а к ЛГБТ-верующим, как к предателям. В какой-то степени воинствующий атеизм части ЛГБТ-людей может быть объяснён через призму того травматичного опыта, который они, даже будучи неверующими, проживают в обществе слыша постоянные речи ненависти со стороны религиозных лидеров.
Политическая система общества – это совокупность политических институтов, ролей, процессов, включающая в себя организацию политической власти и отношения между обществом и государством. Очевидно, что существующая политическая система российского общества, по крайней мере на декларативном уровне, функционирует в интересах гетеросексуалов, поддерживая их господство и активно подавляя возможности обретения политической субъектности ЛГБТ-людьми. В современной России это в целом накладывается на дрейфующие авторитарное процессы, поэтому непосредственно гомофобию государственной власти нельзя считать искренней, отражающей реальные представления политической элиты. Скорее это лицемерное использование в своих прагматических интересах тех практик, которые, в представлениях государственной власти, обеспечат ей поддержку со стороны основной части населения. С этим согласуется и транслируемые представителями власти образы гегемонной маскулинности, неотъемлемым атрибутом которой, в данном случае, является и культура мачизма, где гомофобия является одним из значимых атрибутов. Эти и ряд других признаков позволяет, например, политологу Екатерине Шульман, предположить, что поскольку в современной России многие представители власти – это силовики, то они сами искренне разделяют «тюремную этику» относительно гомосексуальности, в которой «опущенные» находятся на низшей касте тюремной иерархии. Скорее всего, для части представителей власти их гомофобия действительно является искренней, в то время как другая часть может просто её использовать в своих корыстных интересах. В любом случае, можно предположить, что уровень гомофобии в российском обществе был бы значительно ниже, если бы не выбранная несколько лет назад властной элитой сознательная гомофобная политика (state-sponsored homophobia), которая из политической сферы разлилась и в другие сферы жизни общества. Очевидно, что это спровоцировало повышение тревоги и невротизацию среди ЛГБТ-людей, о чём свидетельствует возросший поток ЛГБТ-беженцев из России.
Российская система права в своей основе гетеросексистская. Наглядно это демонстрирует принятие поправок к Конституции РФ, которые определили брак как «союз мужчины и женщины», а также существующий закон о запрете т.н. пропаганды «нетрадиционных сексуальных отношений несовершеннолетним»
Насилующее Государство – Изнасилованное Сообщество: шесть лет закону о запрете гомопропаганды
Это прямо дискриминационные положения российской правовой системы. Однако существуют и другие, ни на столько явные примеры, подтверждающие, что юридическая система Государства Российского в своей сердцевине содержит гетеросексизм и не собирается от него отказываться. Это может создавать, с одной стороны, у части ЛГБТ-людей ощущение, что они являются гражданами «второго сорта», чувство бессилия, своей правовой незащищённости и «ненужности» государству. С другой стороны, большинство гомофобного населения не вникало в тонкости определений Верховного и Конституционного судов, что именно в Государстве Российском считается «пропагандой гомосексуализма», поэтому у гетеросексистски и гомофобно настроенных граждан, которые недостаточно хорошо знают законодательство и чьё восприятие сформировано неадекватным освещением правовых норм в СМИ, может возникать ощущение допустимости любой дискриминации или даже насилия по отношению к ЛГБТ-людям.
Родительство как социальный институт. Тема родительства в ЛГБТ-семьях не простая сама по себе и её рассматривают в разных контекстах. В целом в истории человеческих обществ отношение к родительству, как и многим другим вопросам, не было универсальным. В разных культурах, обществах, сообществах это отношения было от радикального отрицания воспроизводства детей как, например, то, что мешает духовному пробуждению, до, наоборот, принятия политических программ поощрения воспроизведения, многодетных семей и пр.
Некоторые теоретики, например, Ли Эдельман (см. книгу Lee Edelman. No Future. Queer Theory and the Death Drive. 2004), говорят о том, что современная Западная цивилизация – это цивилизация «репродуктивного футуризма»
Гетеросексуальная матрица и желание ЛГБТ-людей иметь собственных детей
когда воспроизведение детей обретает идеологическое значение в обществах. В каком-то смысле, дискурс российской власти о «поддержке традиционных семей» вписывается именно в эту рамку. В результате бездетные ЛГБТ-люди могут сталкиваться как с общекультурным давлением, которое предписывает «нормальным людям» и «нормальным семьям» иметь детей. Также они могут сталкиваться с репродуктивным давлением со стороны своих родителей, которые хотят «стать бабушками и дедушками».
В то же время, опыт ЛГБТ-семей с детьми, в условиях господствующего в обществе гетеросексизма и гомофобии, сам по себе является дополнительным хроническим стрессом. Этим семьям приходится сталкиваться с дополнительными сложностями, связанными с вопросами безопасности, в том числе, в первую очередь, безопасности детей. Стрессорами для членов этих семей является любое взаимодействие с государственными органами, будь то система образования, здравоохранения или органы опеки. Грубо говоря, эти семьи вынуждены постоянно жить на осадном положении, практически вытесненными в социальное подполье, если они не могут найти или создать для себя и своих детей безопасные пространства открытости и инклюзии.
Предложенный анализ не претендует на полноту охвата всех социальных институтов и описание всего потенциала механизмов гетеросексистского угнетения (гетеросексизма) и травматичного опыта, с которым могут столкнуться ЛГБТ-люди по причине своей принадлежности к сексуальным и гендерным меньшинствам. Но эта рамка может быть применена и для анализа других социальных институтов, в частности, полиции, вооружённых сил, системы исполнения наказаний, спорта, науки, искусства и т.д., и т.п.
Завершая этот небольшой обзор институционального гетеросексизма, важно отметить, что Россия в целом не самое дружественное для собственных граждан государство. Разнообразные группы населения постоянно здесь сталкиваются с институциональной дискриминацией и стигматизацией со стороны сотрудников этих социальных институций. Безусловно, это связано с общей социальной динамикой и как не переработанными травмами тоталитарного советского прошлого, так и новыми травмами авторитарного настоящего. Об этом подробнее я писал в 4-й части настоящего текста
Однако здесь, в контексте анализа социальных институтов, ещё раз важно подчеркнуть, что стресс меньшинства – это дополнительный хронический стресс, с которым сталкиваются представители меньшинств только из-за своей принадлежности к группе этих меньшинств. И стресс меньшинства добавляется ко всему остальному, что проживают и другие представители данного общества.
Разговор об институциональном гетеросексизма не ставит перед собой цель включиться в «олимпиаду угнетённых» и споры о том, чья травма больнее. Любая травма – это боль, а любое угнетение – угнетение, со всеми вытекающими из этого последствиями как для тех, кого угнетают, так и для всего общества, в котором существуют конкретные и определённые механизмы и практики угнетения. Поэтому разговор об институциональном гетеросексизме, в первую очередь, призван вскрыть эти механизмы, чтобы показать их разрушительное воздействие. Понимание функционирования этих механизмов и их последствий помогает осознать какие действия необходимо предпринимать на уровне социальных институтов для того, чтобы они были не калечащими для людей, но выполняли свои прямые функции.
В следующей части мы рассмотрим какой травматичный опыт ЛГБТ-люди получают на системном уровне ЛГБТ-сообщества.
Текст: Тимофей В. Созаев (автор телеграм-канала Заметки на полях)
Автор благодарит Николая Горбачёва (телеграм-канал Пидоры мечты), Ярослава Распутина (телеграм-канал Дневник пидора-провинциала ), Марину Владимирову (телеграм-канал Закрытая тема ), Игоря Синельникова (телеграм-канал Радикальный гей ), Полину Кислицыну, Владимира Коханевича, Маргариту Татарченко, Евгения Писемского за обратную связь по тексту и Терри Каванах за поддержку во время написания текста. За все неточности в тексте несёт ответственность автор.
