Открытый гей, журналист и политический эмигрант рассказал о “Пиле”, репрессиях, homo soveticus и личной истории преследования
Движение “Пила”, о котором мы давным-давно благополучно забыли, снова вышло на связь. Нашему главному редактору прислали письмо с угрозами в адрес ряда квир-активистов и журналистов, а также просто наших союзников (в их числе, например, главный редактор “Дождя” Тихон Дзядко и писатель-“террорист” Борис Акунин).
В этом списке журналист Ренат Давлетгильдеев занимает “почётное” третье место. Мы спросили, что сам Ренат думает обо всём этом, а заодно попросили дать несколько советов геям, остающимся в россии.
Что ты почувствовал, узнав, что “Пила” начала охоту на ЛГБТ-активистов, в том числе и тебя?
Ну, честно говоря, я отношусь к публичным заявлениям “Пилы” с довольно большим скепсисом, потому что до сих пор это движение, организация, не знаю, как можно охарактеризовать эту самую “Пилу”, себя проявляла только в пространстве интернета и никак в оффлайн не выходила. Все те угрозы, которые заявлялись, не реализовывались. То есть их задача — это напугать, подливать масло в огонь страха, пользуясь чудовищным контекстом репрессий в отношении ЛГБТ-сообщества. Собственно этим самым сейчас и занимается снова та самая “Пила”.
Думаю, что на самом деле никакой “Пилы” не существует. Честно говоря, я практически уверен, что это не реально действующая организация, а просто онлайн-сборище малопривлекательных персонажей. И отношусь я к этому именно так. Как к сублимации непроработанных травм закомплексованными подростками, перечитавшими паблики Позднякова. Я думаю, что именно так об этом и нужно говорить. Потому что, придавая этому всему серьёзность, мы тем самым легитимизируем этот их школьный активизм. Это эксплуатация подхода, который очень распространен в комментариях в YouTube: “Я буду всех травить, мочить, буду максимально токсичным, этим самым я буду утверждаться”. Наша задача – не дать утверждаться людям, которые ничего не могут, кроме как потными ручонками и корявыми пальчонками, хихикая, печать на клавиатуре что-то злое.
“Пилу” связывали с убийством Елены Григорьевой в 2019 году. Ты уверен, что это были не они?
Я думаю, что “Пила” попыталась примазаться и тем самым добавить себе статусности и легитимности этой историей, искусственно и на пустом месте. Были расследования, что они к этому не имеют отношения, но в массовом сознании они до сих пор закрепились в этой связке. Я абсолютно уверен, что в целом история с убийством Елены Григорьевой, которая, по моей информации, является бытовой, была использована людьми, которые называют себя движением “Пила” для того, чтобы добавить таинственности и страха, нагнетать этот страх. “Мы правда можем, у нас есть ресурс, чтобы угрожать активистам, преследовать их и убивать”. К сожалению, тогда получилось этот ход реализовать.
Я призываю не относиться к Пиле с серьёзностью. То есть, нельзя, говорить о том, что мы не должны беспокоиться о своей безопасности, но давайте не будем добавлять статусности тем людям, которые пытаются нас пугать. У нас есть реальные враги в лице государства — депутатов Госдумы, которые принимают репрессивные законы; Верховного суда, который, вместо того, чтобы быть независимой ветвью судебной власти, является тряпкой в руках Администрации президента; Министерства юстиции, которое уже давно стало не министерством, а, как это было в анекдоте про Министерство культуры – “прачечной”, правда, законодательной в этом случае. А добавляя легитимности “Пиле”, думаю, мы просто и играем в их дуду.
С другой стороны, когда мы говорим про это, мы должны помнить, что не важно, геям они угрожают или гетеросексуалам. Угрожать убийством — это уголовная статья. По российским законам, да и по любым другим законам, это является уголовно наказуемым преступлением. Если люди позволяют себе публично призывать или угрожать, то они совершают преступление. Единственный ответ, который можно дать активистам “Пилы” – мне жаль, что они себя подводят под уголовное преступление на территории Российской Федерации по законам Российской Федерации. И суды Российской Федерации, конечно же, будут их судить за призывы к расправам. Есть куча уголовных статей, которые нарушает это заявление несуществующего движения “Пила”. Если они хотят сесть дружно, если они заявят о себе как об уголовниках, то сядут строем.
Может ли подобное интернет-движение выйти сейчас в реальную жизнь? Не обязательно “Пила”, любая гомофобная инициатива с угрозами расправы?
Да, конечно. Проблема в том, что общество России — это общество каннибалов, которое попробовало человечину. И вот они попробовали человеческое мясо и втянулись. И им понравилось. Они хотят пить кровь дальше. Это как вампиры, которые жили, не пили кровь, а теперь попили — и все, втянулись, пути назад нет. Общество разгоряченно войной. Общество разогрето насилием, которое нормализовано. И эта нормализация насилия — самое страшное, что произошло с российским обществом.
Когда тебе и по телевизору, и на улице кричат, что можно убивать, можно бить, когда культурный феномен года, а может быть, и нескольких лет – это сериал, который как раз и описывает насилие как правила жизни, как некий фундамент существования человека [речь про сериал “Слово Пацана”] — общество не может на это не реагировать. Но оно реагирует тем, что думает — всё разрешили, всё можно.
И вот этот победивший путинизм декларирует, что геев можно бить, геев можно преследовать. Это будто в воздухе распылили, и неокрепший мозг может всё считать именно в эту сторону: “Блин, мне нужно как-то выплеснуть насилие, но воевать-то я не хочу и не поеду на фронт”. Или еще молодой для этого, но ведь кого-то надо убить, уничтожить. И раз внутренний главный враг — это гей, то если мы уничтожим гея, мы же не будем неправы, нам ведь никто не скажет “нельзя” — наоборот, ещё и руку пожмут и орден повесят. Вот это страшно.
Сейчас задача активистов, государства, правоохранительных органов — не допустить разгула доморощенного насилия. Потому что, раз уж мы говорим про то, что государство в России сегодня бронзовеет в собственной силе, да и в самой домостроевской государственности, оно должно понять, что монополия на насилие может быть только у него. И едва эту монополию на насилие у государства кто-то пытается отнять, будь то даже самопровозглашённые мифические группировки типа “Пилы” – то именно государство должно кричать во все рты: «Нет, мы не можем этого допустить».
И здесь бы на месте правоохранительных органов зачесался и начал искать по интернет-подворотням людей, которые могли стоять за подобными заявлениями. Потому что это проблема государства, у которого разнузданные гомофобы, которые подумали, что им всё можно, пытаются забрать монополию на насилие. И я призываю власть обратить на это внимание.
Как мне кажется, для государства это опасно не только разгулом негосударственного насилия. Старики у власти боятся любых активистов и движений, будь то жёны мобилизованных, бессмертный полк и так далее. Будь оно реальное, виртуальное или вовсе выдуманное. Они либо захватывают движение и делают его частью своей системы, либо преследуют и давят. Как ты думаешь, какой из этих двух путей выберет государство?
Государство действительно боится любого активизма. Мы помним, например, как власти реагировали на “движение” АУЕ. Казалось бы, тут вообще непонятно, как к нему относиться, но первым делом его объявили экстремистским. Вот она — реакция государства, которое не понимает вообще никаких правил существования современного общества на всё, что оно не может контролировать — запретить.
Собственно, запретительный подход и закручивание гаек – единственное, что нынешний режим умеет. Он не умеет играть в диалог. Не умеет играть в делегирование, в многополярность. Государство умеет только в железную руку и железный кулак. И чем дальше, тем этот кулак становится более железным. Но единственная проблема – то, что государству кажется, что он железный, а на самом деле он железобетонный, и скоро от этого железобетонного кулака останется только кривенький заржавелый корявенький крючочек, а все остальное, надеюсь, рассыпется, как плохо склеенный старенький бетон.
Вот мы говорим о запретах, и сегодня опубликовали заявление администрации губернатора Калужской области с заявлением о том, что в связи с решением Верховного Суда демонстрация радужного флага запрещена. Это немного уход от темы, но мне интересно твоё мнение об этом решении властей. Вызовет ли это всплеск насилия по отношению к людям, носящим радужную (не обязательно ЛГБТ) символику?
Я думаю, что это уже вызывает всплеск, ну, не насилия, но негатива к людям, которые так или иначе себя обозначают как представителей ЛГБТК-комьюнити, особенно после того, как решение Верховного суда вступит в силу. Понятно, что решение властей Калужской области — это просто попытка выпрыгнуть из штанов какого-то российского чинуши, особенно если мы говорим про вот этого запуганного, забитого маленького человечка, homo soveticus, как говорил Левада. И этот человек, воспитанный советскими страхами перед системой, всегда выпрыгивает из штанов заранее. Ещё не запретили, а он уже на всякий случай отчитался. Это как абстрактный учитель биологии в школе, который старательно запихивает в урну пачку бюллетеней, на каждом из которых поставил галочку напротив партии “Единая Россия”. Вот так же поступают и homo soveticus из Калужской области. Они заранее отменили радужный флаг, хотя никакого приказа не было.
Мы не знаем, что написано в материалах дела Верховного суда, и, собственно, что будет являться экстремизмом в отношении ЛГБТ тоже не знаем — но, тем не менее, мы уже видели, как стыдливые ссыкуны из государственных телеканалов удаляют радугу, например, из клипов. Удаляют сцены, где не то что каким-то образом репрезентирована гомосексуальная любовь, а где просто герой сериала говорит, что у него есть сестра лесбиянка. Но уже эту фразу вырезают из текста — потому что нельзя, потому что боятся. И этот страх — он же, на самом деле, всё пропитывает и в остальном обществе. Если радуга — то нельзя. Мы помним недавний случай с новосибирским деятелем культуры, каким-то там чиновником из министерства культуры. Удивительно, конечно, как культура всё-таки стала синонимом пещерности. Так вот этот деятель культуры, увидев смешные фотографии двух парней, которые идут и едят мороженое, нашёл в них пропаганду гомосексуальности. Вот такую реакцию мы видим. Мы наблюдаем рост глупости, которая расцвела в этом оболваненном обществе. Мы видим рост страха, рост насилия. Страх, насилие и глупость — вот три таких фундамента российского общества имени Владимира Путина и массового оболванивания.
Возвращаясь к теме насилия, расскажешь немного о твоей истории с ним? О гомофобах, преследованиях, угрозах. И, может быть, дашь пару советов “от выжившего”?
Да, конечно. Ну, смотри, вот самая жёсткая моя история была с Тимуром Булатовым. Это очень известный петербургский гомофоб и борец с геями, человек, который отсидел за убийство. И он когда вышел из тюрьмы, тут же начал бороться с открытыми геями и активистами: со мной, с Юлей Цветковой и другими. Он писал на нас заявления, срывал мероприятие. Лично мне он угрожал в открытую, присылал в ватсап и телеграм, например, фотографии подъезда со словами “ходи, оглядываясь” и прочее. Звонил даже маме, записывал угрожающие войсы. Например, мог записать видео, как он сидит, затачивая какой-то клинок, типа “передаю тебе привет”, и направить нож в объектив. Я писал на него заявления в полицию, но у меня их не принимали, потому что у него самого связи в питерской ментовке. Прикинь, он мог, например, в ночи записать мне войс, где рассказывал про то, как именно он убил человека. Когда в Москве мы проводили фестиваль “Покажи мне любовь” с девчонками из Pussy Riot, он всячески пытался сорвать его. Постоянно писал какие-то адские доносы — ментам, следакам. Он на всех подписан, всех пасёт. И если он видит какую-то активность, то начинает тут же всем писать жалобы. У меня долгое время был принцип не блокировать никого — но потом он просто достал. А когда я понял, что никакие заявления менты не принимают, я перестал и их писать.
Но, как говорит моя подруга Маша Алёхина, «чтобы не бояться — надо не бояться». Поэтому если не хочешь бояться, просто не бойся. А другого совета у меня нет, к сожалению. Ну, ещё спортом надо заниматься. Вот это два совета, которые я могу дать. К сожалению, грустные советы, но, тем не менее, других советов нет у меня, потому что реальность такова. Целую крепко, ваша репка. На этом откланиваюсь.
Лев Соколинский.
